Вот уж излишний вопрос, казалось, подумал юноша, он что-то долго медлил с ответом. Хотя он слегка приоткрыл рот, но не произнес ни звука. Губы его дважды сомкнулись, но потом рот так и остался полуоткрыт. Ханну это окончательно смутило. Знать бы, что он обо мне думает. Не хотелось бы разочаровывать его. Ведь он полностью мне доверился. Она растерянно отвернулась и тут же нашла предлог. Она встала за печеньем.
— Совсем из головы вон! Оно из Швеции, попробуйте, такого печенья у нас давно не видали. Это подарок ко дню рождения. Я, собственно, хотела его приберечь на всякий случай, но сейчас это уже неважно. Кушайте на здоровье…
И Ханна заходила по комнате в поисках, чем бы заняться. Ей вдруг расхотелось смотреть на гостя. Но затем она снова села и сказала:
— Теперь-то уж я знаю, кто вы. Глупо, что сразу не догадалась. Нет, нет, никуда я не убегу. И не думайте, что я вас боюсь. Чего мне бояться! Может, я как раз для того сюда и приехала. Значит, так надо было, чтоб мы встретились в воде. Только я не сразу вас признала.
Юноша удивленно на нее воззрился.
— И не к чему нам больше в прятки играть, — продолжала Ханна ему выговаривать. — Согласитесь, что это так! Кто-то когда-то мне рассказывал, а может, я где прочитала, что так бывает, и вот — вспомнилось. Когда к человеку приходит ангел смерти, его, конечно, не сразу узнаешь, но он тебе полюбится с первого взгляда, и тогда все остальное сделается…
Юноша как будто совсем не пожелал ее понять.
И Ханна вдруг ударилась в слезы. Она не хотела плакать и сама себе удивлялась, но слезы так и текли помимо ее воли. Сначала они только выступили на глазах. Пройдет, подумала она, он ничего не заметит. Но затем они брызнули и без удержу покатились по лицу.
— Простите, — попыталась она спасти положение. — Самое лучшее — не обращайте внимания. Я никакая не рева. Но вот уже шесть лет, как я не видела моря. В этом все дело! Вы не представляете, что это значит. Я сама не думала, что еще способна реветь.
Одна слеза упала ей в чашку, и когда Ханна это увидела, она расплакалась еще горше.
Юноша беспокойно заерзал на стуле. Он растерялся и не знал, что делать. Будь у него в кармане носовой платок, он, верно, предложил бы его Ханне. Он робко к ней потянулся, чтобы погладить. Но стоило ему дотронуться до ее лица, как Ханна отвела его руку.
— Оставь, — сказала она, — сейчас все пройдет.
Но это не проходило. И она придержала его руку, лежавшую на столе.
— Ну что мне с тобой делать? — захлюпала она. — Ведь они и на тебя наденут форму и погонят на войну. Они так поступают со всеми, и я тут совершенно бессильна. Ты должен понять, что это совсем не для тебя. Ведь ты и представления не имеешь, что у нас происходит. Ты думаешь, повсюду так, как там, откуда ты, или, скажем, здесь, вокруг нас. Тут рядом море и остались еще деревья, поля и рыбачий поселок. Я же начисто обо всем этом позабыла. Домик, правда, пообобрали, но это же сущие пустяки. Он принадлежит родителям моего бывшего жениха. «Поезжай, — сказали они, погляди, что там еще осталось. Сами мы для этого уже стары». Он был их единственный сын, погиб в самом начале войны. Сколько уж лет прошло!
Но стоит тебе пройти чуть дальше, и ты увидишь повсюду полное разорение. Мы-то привыкли. Мы давно ничего другого не видим и считаем, что так и надо. А ты-то зачем здесь? Ты, может, воображаешь, это переменится и они наконец увидят, что повсюду полное разорение, и закаются воевать? Но пройдет время, они опять примутся за свое. Это не дает им покоя, похоже, они иначе не могут. А тогда убьют и тебя, а я этого не хочу. И если даже не убьют, то вернешься ты другим человеком и не будешь знать, что со мной делать. Ведь это со всеми так, я это повсюду вижу. Будешь вечно злиться, потому что голоден. Или зарядишь на черный рынок, чтобы заработать немного на жизнь. Но это совсем не для тебя. Ну а я? Что мне прикажешь делать, когда я такое увижу? Врачиха сказала мне на днях: «Кто в наших условиях заводит ребенка, совершает преступление». Она возмущалась мужчинами, которые не задумываются над этим.