Интервью с Уильямом Берроузом

Я пробовал резкий отказ и затяжной отказ, кортизон, транквилизаторы, антигистамины и лечение сном. И каждый раз срывался при первой возможности. Почему наркоманы добровольно лечатся, а потом срываются? На глубоком биологическом уровне наркоман хочет излечиться, потому что джанк смертелен, и тело это прекрасно знает. Я психологически до конца не исправился, пока не попробовал апоморфин. Точно знаю: апоморфин — единственное средство, способное стереть «зависимую личность», моего старого друга Опиумного Джонса. В Танжере, в 1957 году, мы особенно сблизились, вмазываясь каждый час по пятнадцать гран метадона в день, что равно тридцати гранам морфия. Неслабо, поверьте. Я не менял одежды. Джонс любит, когда шмотки выдержаны в запахе тела в спертом воздухе меблированной комнаты: и шляпа на столе, и пальто на спинке стула источают амбре — вы в гостях у Джонса. Я не мылся. Старик Джонс не любит соприкасаться с водой. Я сутками лежал на кровати, глядя на мысок своего ботинка, и общался с Джонсом. Но однажды заметил: Джонс не настоящий друг наши интересы разнятся. Тогда я сел на самолет и полетел в Лондон где познакомился с доктором Ден-том огонь в камине шотландский терьер чашка чая. Доктор рассказал об апоморфине и я на следующий день лег к нему в частную лечебницу. Обклеенная розовыми обоями комната на последнем этаже четырехэтажного здания каких много на Кромвель-роуд. За мной присматривали дневная сиделка и ночная. Днем и ночью мне кололи по одной двадцатой грана апоморфина каждые два часа. Доктор Дент сказал: если надо, мне дадут морфий, но доза составит одну двенадцатую от привычной, и на следующий день ее снова урежут.

У каждого наркомана есть особенный симптом абстиненции, тот, который бьет сильней всего. У меня — переживание медленной, болезненной смерти мистера Джонса. В Лексингтоне старожилы рассказывали о своих особых симптомах:

— Как только начнет ломать, так меня блеват и кидат.

— А у меня кожа холодным огнем горит, аж на стенку лезу.

— А я чихаю.

— Меня будто зашивают в серый труп мистера Джонса. Никого и ничего больше не надо, только бы оживить мистера Джонса.

Третий день чашка чая на рассвете тихое чудо апоморфина я учусь жить без Джонса, читаю газеты пишу письма, раньше бывало за месяц письма сочинить не мог а тут пишу их уже на третий день и готовлюсь к разговору с доктором Дентом который вовсе не Джонс. Апоморфин позаботился о моем особом симптоме. На седьмой день мне ввели последние восемь гран апоморфина. Еще через три дня я выписался. Вернулся в Танжер, где к тому времени джанк снова стал доступен, но мне уже не требовалось напрягать волю, что бы этим ни называли. Я просто его не хотел. Апоморфин позволил спокойно взглянуть на серую цепочку дней, проведенных на джанке, взглянуть на мистера Джонса в задрипанном черном костюме и фетровой шляпе стоящего в спертом воздухе меблированной комнаты его серую плоть и погасшие подводные глаза. Так я сварил его в соляной кислоте. Иначе никак нельзя было очистить его слой за слоем от серой спертости меблирашки.

Апоморфин готовится путем кипячения морфия с соляной кислотой, однако воздействует на организм иначе. Морфин успокаивает передние доли головного мозга, апоморфин стимулирует задние, а заодно рвотные центры. Одна двенадцатая грана препарата вывернет вас наизнанку через пару минут после инъекции. Годами это средство использовалось для промывания желудка при отравлении.

Вначале, сорок лет назад, пациентами доктора Дента стали алкоголики. Больному возле койки на тумбочку ставили бутылку виски и предлагали выпить, но при условии, что каждая порция будет сопровождаться уколом апоморфина. Через несколько дней у пациента вырабатывалось стойкое отвращение к алкоголю, и он просил убрать бутылку из палаты. Поначалу доктор Дент решил, будто дело в приобретенном отвращении, однако некоторые из больных, добровольно отказавшихся от спиртного после уколов, не испытывали рвотных позывов. Доктор Дент сделал вывод: апоморфин стимулирует задние доли головного мозга, регулируя метаболизм, и тело отвыкает от седативных препаратов. Получалось, апоморфин — это регулятор метаболизма, и он же — единственный известный наркотик, приводящий метаболизм в норму. Суть лечения апоморфином вовсе не в выработке отвращения.

Если программу грамотно представить, многие наркоманы добровольно пожелают принять в ней участие и тем самым обеспечат ей успех, давая постоянно растущее число подтверждений эффективности апоморфиновой терапии. Узнав, что по желанию им в клинике будет выдаваться джанк, они в еще большем количестве пожелают пройти курс лечения. Через месяц пациента можно выпускать из лечебницы, прописав апоморфин для орального применения на случай рецидива. Апоморфин не формирует зависимости, еще ни разу не было зарегистрировано случаев привыкания к нему.