Интервью с Бахом

МОЙ ДАР — МОЯ ГЛУПОСТЬ

Сергей Всехсвятский: Ричард, твои книги очень популярны в нашей стране. Но, с моей точки зрения, они воспринимаются в большей степени как поэзия, а не как литература. Когда я читал «Чайку по имени Джонатан Ливингстон», я постоянно чувствовал вибрацию этой вещи. Я думаю, что идеи не оказывают такого сильного влияния на людей, как вибрация или форма, в которой эта идея воплощена. Мне кажется, форма, которую ты используешь, в большей степени действует на читателей, чем идеи твоих книг. Обращал ли ты на это внимание?

Ричард Бах: Я никогда не думал об этом. То, что ты говоришь, наверное, свидетельствует о том, что я очень точно использую ритм и делаю паузы в определенных местах текста. Может быть, поэтому мои книги напоминают поэзию. Я не знаю, что такое поэзия на самом деле.

С.В. : Не знаешь, что такое поэзия? Поэзия — это всегда ритуал. В поэзии всегда есть нечто шаманское. Проза — это больше магия. Проза держится на мужской энергии. Поэзия — более женская энергия, и ты больше шаман, чем маг.

Р.Б. : Мне трудно об этом судить. У меня очень узкий спектр внимания, и я не знаю, о чем пишут и говорят другие люди.

Вся моя работа очень эгоистична. Когда я работаю, я являюсь лидером только для одного человека — для себя. Но мне повезло: идеи, важные для меня, оказались важны для многих людей. Все эти годы находились люди, у которых возникало желание наблюдать за тем, как я пробираюсь по жизни, и улыбаться этому. Но я не знаю, как мои идеи сочетаются с концепциями других людей о высоком и низком, продвинутом или отсталом.

С.В. : Мы не говорим о правильном и неправильном, мы говорим о вибрациях или о музыке.

Р.Б. : В моей жизни было два момента, когда я как бы прозрел. Один из них был ночью. Я смотрел на звезды и передо мной был как будто занавес, которого на самом деле не было. Занавес отошел в сторону, и я понял все… В другой раз я испытал ощущение безграничного света, который был любовью. Свет был таким сильным, что я молил, чтобы он ушел, я не мог его выдержать. Для меня это было, как ядерная вспышка. Она, как озарение, дала мне силу, дала мне знание о том, кто мы есть и что есть наш дом, и что это — огромная красота. Я понял это и затем постарался рассказать об этом через небольшую игру.

Эта игра — то, что мы называем состоянием «здесь и сейчас», удовольствием, кайфом. И я живу ради этого удовольствия, этой игры. Для меня это источник наслаждения. Сейчас, когда я говорю с вами, или тогда, когда я разговариваю с читателями, я не знаю — интересно ли им то, что я говорю, или нет. Мне это очень интересно, и я могу говорить об этом до четыех часов утра. Я также могу сидеть до четырех часов утра и слушать другого человека — любого, кто скажет: «Я открою свое сердце и впущу тебя туда. Я поделюсь с тобой вещами, которые я глубоко люблю». Но вы можете подумать, что встречи такого рода у меня бывают очень часто. Нет. Это бывает очень редко. Например, тогда, когда я один или вместе с Лесли выступаю где-нибудь. После выступления нас, как правило, обступают люди — все, что они хотят, это задать вопрос и услышать ответ. И это все, чего и я бы хотел — спрашивать, что думает человек, чему он научился, что он хочет делать, что он не хочет делать, куда он идет, чего он боится. Я люблю задавать такие вопросы. Когда задаешь трудные вопросы, приходят ответы, о существовании которых ты и не догадывался.

В отличие от балерины, я люблю находиться вне состояния равновесия. Это мое естественное состояние.

И когда я встретил Дональда Шимоду из «Иллюзий», я постоянно старался загнать его в угол и задать ему тот вопрос, на который, я был уверен, никто в мире не может ответить. Я вполне мог задать ему, к примеру, вопрос: «Как стать спасителем мира?»

И однажды я задал такой вопрос. Я напечатал этот вопрос на пишущей машинке, встал и ушел. Через несколько часов, проходя мимо, я почувствовал, как какая-то сила принуждает меня сесть за машинку. Внезапно я услышал:

— Я дам тебе книгу.

— Что? Книгу?

Идея получить книгу-инструкцию о том, как спасти мир, была для меня фантастически увлекательна.

И такого рода взаимодействия стали происходить со мной снова и снова. Насколько я знаю, Дональд Шимода никогда не имел тела в пространстве и времени. Но это очень реальный человек, и очень забавный. Он наслаждался моим наслаждением. И знал, что я не люблю находиться в балансе, в равновесии.