Интернат

– Далеко ещё? – спрашивает, стараясь держать дыхание.

Но малой не отвечает. Или отвечает, просто Паша не слышит. Внезапно они упираются в металлический забор. Как в зоопарке, думает Паша. У них в школе такой же. Малой находит разогнутые прутья, протискивается через них, выскальзывает по ту сторону яблоневого сада. У Паши на всё это уходит времени немного больше: сначала он тоже пытается протиснуться, застревает, паникует, лезет назад, сбрасывает куртку, лишь после этого протискивается. Малого нигде нет.

– Сань! – кричит Паша в густой туман. – Сань, ты где?

Снимает очки, протирает их, снова нацепляет, хотя это мало что меняет. Надевает куртку, пробует согреться. Дождь ночью кончился, а вот туман осел, словно снег с гор сошёл в долину. Делает шаг вперед, останавливается. Потом ещё шаг. В тумане набредает на малого. Тот стоит над обрывом, вытягивая худую шею подростка, настороженно всматриваясь во что-то внизу. Там туман такой же густой, только под ногами, в рваных проёмах, открывается долина, видно пожухлую траву, видно мокрые кусты, за которые цепляется туман, наматываясь на них, как паутина, а дальше снова сплошной молочный фон, тускло-серебряный, бесконечный. И где-то там, в этом сплошном молоке, всё время гремит и вспыхивает жёлтыми огнями, трещат изматывающие автоматные очереди, рвутся мины, рвутся часто, вчера так не рвались, но ничего не видно, поэтому и чувство такое, будто рвётся не здесь, не в этой жизни, не рядом с ними. Из долины тянет дымом, дым вплетается в туман, как тёмная прядь в седые волосы покойника, и сразу же возвращается ощущение страха и опасности.

– Аккуратно, – говорит Паша, – отойди.

– Боишься? – спрашивает малой, не оборачиваясь. Смотрит завороженно вниз, в туман.

– Где это рвётся? – переводит Паша на другое неприятный для себя разговор.

– Это – по направлению к окружной, – говорит малой, прислушиваясь. – А это уже в районе вокзала, – добавляет после паузы.

– Как в районе вокзала? – удивляется Паша. – Там же одни женщины. Я был там вчера, – объясняет.

– К бабам ходил? – интересуется малой. – Откуда они знают, кто там? Может, думают, силовики сидят. Вот и валят.

– Да всё они знают, – выпаливает Паша. – Вчера заезжали туда эти, – он подбирает слова, не находит. – Военные, – объясняет. – Я же с ними разговаривал.

– Ого, – издевается малой. – С военными разговаривал…

– Ну всё, всё, – злится Паша. – Зачем мы сюда пришли?

– Сейчас, – отвечает на это малой. – Подожди.

Они стоят над обрывом, слушают, что происходит в тумане. Паша понимает, что там город, тысячи домов, тысячи деревьев, тысячи нор и подвалов, в которых прямо сейчас прячутся тысячи жителей этого города. И попробуй их там найди в таком тумане, попробуй вычисли. Ни дыхания не слышно, ни сердцебиения, ничего. Только этот густой туман, наполняющий собой разбитые подъезды и изуродованные канализационные люки. И ничем ты тут не поможешь, думает Паша, даже если бы хотел их отсюда вывести – попробуй собери их в этом вареве. Остаётся стоять и слушать, как всё вокруг уничтожается и умирает.

– Без десяти восемь, – говорит вдруг малой. – Слушай.

Паша достаёт мобильник. Действительно – без десяти восемь. Прислушивается и какое-то время не слышит ничего, кроме автоматного треска и утробных миномётных взрывов. Но вскоре откуда-то из тумана, поначалу еле слышно, затем всё настойчивее начинает звучать сухое металлическое гудение, ритмичные упрямые сигналы, бесконечные, безнадёжные.

– Что это? – не понимает Паша.

– Телефон, – объясняет малой.

– Чей?

– Сапёра.

– А откуда тут сапёр? – пытается понять Паша. Сигнал тем временем не пропадает, кто-то упрямо хочет дозвониться до этого сапёра.

– Короче, – рассказывает малой, – тут всё заминировано, – показывает в туман. – Силовики хотели технику вытащить, чтоб из города выйти. Послали сапёров. Одного разорвало. Дней пять назад. Где-то там, – показывает перед собой. – И ему каждое утро звонят. Без десяти восемь.

– Почему без десяти восемь? – не понимает Паша.

– Ты дурак? Как раз перед первым уроком.

– А кто звонит?

– Ну как кто? – удивляется малой. – Сын. Или дочка. Ей же не сказали, наверное, что папы уже нет, вот она и звонит, как договаривались.

– С кем договаривались?

– С папой. Перед его отъездом.

Паша вспоминает, как каждое утро собирается в школу, бредёт по коридору, сидит на кухне, и ему становится так плохо от этих воспоминаний, словно это ему кто-то звонит, а он даже ответить не может.

– Что у него за сигнал такой? – говорит про телефон сапёра. – Не мог что-нибудь поинтереснее себе поставить?

– Та ладно, – отвечает на это малой. – У тебя тоже не государственный гимн записан. Хотя мог бы и поставить, ты же учитель. Бюджетник.

– Для чего? – не понимает Паша.

– Для патриотического воспитания, – смеётся малой. – Ты вообще слова гимна хоть знаешь?

– Слушай, – снова переводит разговор Паша. – Забрать бы его, – кивает он в сторону тумана. – Что он там лежит?

– Ты дурак? – снова спрашивает малой. – По минам пойдёшь? Придёт весна, сойдёт снег – приберут.

– Да нет здесь никакого снега, – говорит на это Паша.

– Нет, – соглашается малой.