Интерлюдия Томаса

Если я правильно понимаю Ардис, невидимое существо, которое вошло в мой сон и попыталось изучить архивы моей памяти, не просто читатель. В их случае это контролер, обладающий огромной властью и еще большей жестокостью, тиран-кукловод. Появившись пятью годами раньше, он превратил «Уголок гармонии» не просто в тюрьму, но создал миниатюрную империю, карманную вселенную, аналогичную острову, населенному дикарями, где вырубленный из камня бог требует абсолютного повиновения, с той лишь разницей, что это ложное божество способно жестоко принуждать к выполнению своих приказов. Оно вошло в разум религиозного Донни и заставило его изувечить себя, а потом вошло в разум Дениз, и, используя ее руки, сделало так, чтобы лицо Донни навсегда служило наглядным примером того, к чему приводит неповиновение.

Ранее, когда Милый Донни стал Злобным Донни, это самое существо вошло в него и установило свой контроль над ним. И я говорил не со второй и менее приятной личностью автомеханика, а с совершенно другой индивидуальностью, с кукловодом.

На заправочной станции телевизора не было, и Донни бодрствовал, когда в него вселился этот самый кукловод. Выходило, что я далеко не полностью понимаю, как перемещается это существо и как вселяется оно в разум человека. Возможно, просмотр телевизионной программы — совсем не приглашение для этой твари — хотя это правильно, следует поменьше смотреть реалити-шоу о семьях знаменитостей, живущих с гориллами.

Я также осознаю, что под «личной дверью» Ардис подразумевает дверь в ее разум. На мгновение она почувствовала, как эта дверь открывается.

Они живут в неустанном ожидании, что кто-то ворвется в них и установит свой контроль. Как сумели они не сойти с ума за эти пять лет — выше моего понимания.

Хотя я заверяю Ардис, что она сказала мне все, что могла решиться сказать, она поднимает голову и продолжает, тихо и устало, и я понимаю, сколько она уже потратила сил:

— Жена брата моего мужа, Лаура, теперь Гармони, но ее девичья фамилия Джоргенсон. У нее и Стива, ее мужа, трое детей. Среднего мальчика назвали Максвеллом, но мы, конечно, звали его Макси.

Меня отрезвляет ее решимость изгнать из голоса драматические интонации и таким образом, как я предполагаю, подавить эмоции, которые могут разжечь эти откровения. Прилагаемые усилия указывают на то, что на каком-то уровне невидимое существо осведомлено о душевном состоянии всех подданных этого маленького королевства. Может быть, эмоциональное возбуждение говорит ему о возможном проявлении неповиновения. Точно так же службы национальной безопасности используют компьютеры для отслеживания миллионов телефонных звонков, но не для того, чтобы слушать все подряд, а для поиска комбинаций определенных слов, чтобы засечь разговор двух террористов.

— Макси всегда выглядел потрясающе. Очаровательный младенец, потом прекрасный карапуз. Хорошел год от года. Ему было шесть, когда все это началось. А когда ему исполнилось восемь, мы узнали, что существует уровень красоты, превышение которого вызывает зависть и требует удаления того, чья внешность вышла за разрешенные пределы.

Ее способность говорить об убийстве ребенка такими будничными словами и таким бесстрастным тоном показывает, что за три года, прошедшие после смерти Макси, она разработала и отточила технику самоконтроля, о которой я не могу и мечтать. Она фантастически сдержанна, все чувства задавлены, и это ей необходимо, чтобы выжить… а теперь еще и спасти дочь.

— У Ширли Джексон есть короткий рассказ «Лотерея», связанный с кровавым ритуалом побивания камнями. Все в городе должны участвовать, чтобы что-то ужасное и морально шокирующее казалось нормальным, необходимым для общественного порядка и показывало единство горожан. Те, кто участвует в лотерее, делают это добровольно. Когда возникла необходимость убрать из «Уголка» кого-то прекрасного, в этом участвовали все, один за другим, включая и Макси, но добровольно — никто.

Ужасная сцена, на которую она намекает, держа себя в ежовых рукавицах, вызывает дрожь.

Я внутренне радуюсь, что неуязвим для этого загадочного существа. Но потом у меня возникает мысль, что я слишком самонадеян, и, возможно, со второй попытки кукловод найдет способ открыть мою личную дверь.

Теперь Ардис говорит шепотом:

— Здесь просто камни рассматриваются как прошлый век. Воображение работает. В отличие от истории Джексон, жертву не убивают быстро, с максимальной эффективностью, задача — продлить событие, растянуть во времени, словно речь идет о хорошей игре с дополнительными иннингами, чтобы усилить драматизм и получить максимальное удовлетворение.

Мои ладони влажные от пота. Я вытираю их о джинсы, прежде чем взять пистолет с колен.

— За три года ничья внешность не вызывала такой реакции, — сообщает мне Ардис. — До последнего времени. Потом члены нашей семьи начали завидовать красоте моей дочери, говорить об этом и ей, и мне. Я хочу сказать, что зависть эта к ним отношения не имеет, их заставляют высказывать ее.