Интерферотрон Густава Эшера

Отойдя на несколько шагов от постели, Филомела выдала серию коротких команд, смысла которых Вейвановский не уловил. Зато их поняли медсестры, быстро выстроившиеся полукругом возле раненого и взявшие в руки небольшие пульты. Венис еще что-то быстро проговорила, — Морис даже не успел заметить, как у них всех на глазах появились темные очки, когда оказался ослеплен яркой вспышкой. Пока к нему возвращалось зрение, он слышал голос Филомелы, продолжавшей отдавать распоряжения; прикрыв лицо рукой, Морис наблюдал, как его угол постоянно озаряли молнии. В спальне явственно запахло озоном. Затем вспышки прекратились, и в наступившей тишине Вейвановский услыхал, как Венис витиевато выругалась.

— Я могу чем-нибудь помочь? — тихо спросил Морис.

— А-а, так вы здесь? — резко обернулась Филомела. — Стойте смирно и не шевелитесь, если не хотите, чтобы я вас выгнала. В вашей помощи не нуждаюсь. И вообще, подслушивать нехорошо.

После этой любезной тирады Венис рявкнула на фантомов и вновь начала сыпать молниями, — Морис едва успел зажмуриться.

— Можете меня поздравить, — спустя несколько минут сказала Филомела. Вейвановский осторожно, сквозь щелочку между пальцами посмотрел на нее.

— Да не бойтесь, разрядов больше не будет. Он, наконец, запустился.

Несмотря на стоявшие в глазах пятна, Морис сумел разглядеть, что сердце, плававшее над правой рукой раненого, забилось. Табло показало повышение жизнедеятельности до десяти процентов.

— Поздравляю вас! Я, честно говоря, не верил, что вам удастся его оживить.

— Спасибо. Пока он не стабилизируется, я подержу его в разобранном виде.

— Вы будете за ним все время наблюдать?

— Зачем же. Есть фантомы. Сейчас я их, правда, обновлю, — время на исходе. Филомела сосредоточилась, и через всю постель от пола до потолка прошла тонкая полоса, изменившая цвет жидкости, в которой лежал раненый, на золотисто-желтый.

— Идемте! — сказала Филомела.

— Как? Вы так быстро все сменили?

— Конечно! — удивилась Венис. — Вы разве не заметили полоску?

— Заметил, но подумал, что сначала вы распылите все это, — Морис обвел спальню рукой, — а потом будете создавать заново.

— А в промежутке разобранный пациент будет валяться кусками на полу, так по-вашему? — съехидничала Филомела. — Неужели вы не знаете, что люпус может обновлять все впритык?

Морис молча развел руками — ему стало стыдно за свое невежество. Открыв дверь, он пропустил Филомелу, направившуюся в следующую палату, где лежал раненый с перебитыми ногами. Здесь Венис тоже мгновенно сменила все оборудование, а заодно вызвала двух медицинских фантомов, которым велела ждать ее возвращения, после чего быстрой походкой перешла в последнюю палату.

— Этот у нас — самый бодрый, — обновив обстановку, заметила Филомела. — Вернемся к нему через полчаса.

В соседней спальне лечебные манипуляции действительно не заняли много времени. Венис бодро вправила сломанный позвоночник, обложила шинами переломанные ноги и запустила автоматическую программу усиленной регенерации. По счастью, у раненого все модули были целы, и, по оценке Филомелы, он должен был через сутки вернуться в сознание. Последний пострадавший отнял десять минут.

— Кажется, все, — произнесла Венис, осмотрев лицо больного, залепленное восстанавливающим составом. — Может прийти в себя уже к вечеру. Давайте наведаемся к первому.

Разукомплектованный пациент делал успехи: его жизненный тонус повысился на один процент. Филомела тщательно осмотрела все органы, дала указания медсестрам, а затем углубилась в изучение табло. Оторвавшись от графиков, она с видимым облегчением вздохнула:

— Пока ничего, держится. До следующей смены у нас остается час с небольшим. Пойдемте, посидим в гостиной.

Оформление гостиной у Филомелы Венис также было выдержано в строгом духе: Морис для начала споткнулся о пуфик, затаившийся в кустистом, доходившем до пояса ворсе ковра, потом зачем-то поздоровался с крупногабаритным плюшевым скунсом, томно глядевшим на него с дивана.

— Надеюсь, у вас нет аллергии на зверей, живых или игрушечных, — саркастически посмотрела на него Филомела. — Я, в отличие от многих, не разделяю таких страхов.

— Нет, животных я не боюсь, — поспешил успокоить ее Вейвановский, в попытке пристроиться на диване обрушивая на пол семиэтажную конструкцию из вышитых сердечками бархатных подушек.

— Хотя с моей стороны как хозяйки было бы невежливо говорить такие вещи, но меня не покидает ощущение, что вы — как бы помягче выразиться — неиспорчены комфортом. Полагаю, вы меня простите, все-таки мне пришлось сегодня изрядно повозиться с вашими визитерами.

— Я ни в чем не могу вас упрекнуть, более того, нахожусь перед вами в долгу. А насчет моей неловкости и неосведомленности в простых вещах, то, пожалуйста, будьте снисходительны: большую часть жизни я провел на войнах.

Морис про себя отметил, что в его речь опять возвращаются куртуазные интонации. Кто его знает, может быть, именно так положено вести себя в дамском обществе, где Вейвановский последние лет пятьдесят оказывался весьма нечасто.

— Что вы будете пить? — спросила Филомела.

— Виски.

— С газировкой?