— Интрига за интригой, — с иронией в голосе сказала Филомела. — Мне уже становится страшно, что я с вами связалась. Но как вы собираетесь объяснять нашим дорогим постояльцам их бурное выздоровление? Я бы советовала вам пожертвовать некоторой конспирацией и переместить хотя бы один люпус к себе в дом, поставив его на самое видное место. Гостям же поведать душещипательную историю о том, как вы на своем горбу тащили его с горных вершин, пренебрегая смертельными опасностями. Идите отоспитесь! У вас из-за бессонницы логический аппарат захромал на обе ноги. Но не волнуйтесь, лишнего не скажу. Это не в моих привычках. А если хотите скрыть от меня и других, что вместо здорового сна конструируете машину времени, то, по крайней мере, уберите инструкцию с рабочего стола.
Морис вяло подумал, что уже начинает привыкать к получению щелчков по носу от Филомелы. Руководство к интерферотрону действительно лежало как груз поверх полотна, чтобы ткань не сдуло ветром. Проводив Венис до выхода, Морис в подавленном настроении захлопнул ворота пристройки, закрыл гравитоплан и отправился спать. В шесть часов вечера его разбудил холофон. Это была Филомела.
— Добрый вечер! Извините, что побеспокоила, но не могли бы вы сейчас заглянуть ко мне?
— Что опять стряслось? — Морису спросонья подумалось, что в лазарете произошло восстание всех больных.
— Не пугайтесь, ничего страшного. Тем не менее, я хотела бы вас у себя видеть.
— Хорошо, буду через десять минут.
В гостиной у Филомелы сидел Франц Богенбрум, одетый в подобие больничной пижамы и выглядящий вполне жизнерадостно. При появлении Вейвановского он встал и неуверенной походкой пошел ему навстречу, разведя руки словно для объятий. Из кресла донесся голос Венис:
— Знакомьтесь: Франц Богенбрум, Морис… Морис, извините, запамятовала вашу фамилию.
— Вейвановский.
— Очень рад познакомиться, — Богенбрум схватил правую руку Мориса обеими ладонями и стал ее усиленно трясти. Речь его звучала немного невнятно, но на лице уже не было заметно никаких последствий падения. — Примите, пожалуйста, мои самые искренние извинения за причиненные вам неудобства.
— Ну что вы, не стоит даже говорить. Я считал себя обязанным помочь вам и вашим… э-э, спутникам. И уж если благодарить кого-нибудь, так в первую очередь Филомелу. Если бы не она, то вы давно превратились бы в — как это говорится? — «унесенных ветром»?
— Да, да, — закивал Богенбрум. — Это счастливейший случай: упасть к ногам столь квалифицированного медика.
— Будет вам, Франц, — устало произнесла Венис. — Представляете, Морис, он расточает мне комплименты уже в течение двадцати минут, с того самого момента, как пришел в сознание.
— Как остальные? — спросил Морис.
— Того, что с переломанными ногами, зовут Стив Маквалти…
— Макналти, — поправил Богенбрум.
— Да. Спасибо. Я полагаю, через сутки он присоединится к вашей компании. А второй — Густав Эшер — может выйти из комы дня через два.
— О, это просто чудесно! — воскликнул Франц. — Густав — замечательная личность и очень интересный собеседник.
Морис и Филомела переглянулись.
— Вы ему разве не сказали? — спросил ее Вейвановский.
— За потоком комплиментов как-то не успела. Только показала остальных, и Франц их сразу узнал. Мне захотелось выяснить, кого же все-таки я лечу.
— Но Густав ведь…
— Я его сегодня привела в нормальный вид, — перебила Мориса Филомела. Затем, обратившись к Богенбруму, сказала:
— Вынуждена вас огорчить, Франц. Густав уже никогда не будет полноценным человеком.
— Что с ним? — изумился тот.
— Необратимое повреждение мозга. Когда он придет в сознание, окажется полным идиотом.
— Как? — заволновался Богенбрум. — Почему? Неужели медицина…
— Медицина сделала все, что было в ее силах, — ледяным голосом сказала Венис. — Травмы настолько тяжелые, что нам еле удалось вернуть его с того света.
— И что, никакой надежды на выздоровление? — не мог поверить Франц.
— Ни малейшей. Из вас троих вы отделались легче всех. У Стива были перебиты ноги, сломан позвоночник, поврежден мочевой пузырь, — продолжала Филомела, — но, к счастью, в отличие от Густава, у него не оказалось застарелых ранений.
Пораженный неожиданными известиями, Богенбрум опустился на диван и оцепенело уставился в одну точку. Затем подпрыгнул и, бормоча «это все из-за меня! как глупо!», стал описывать круги по гостиной, пока не рухнул в глубь ковровых джунглей, споткнувшись о потаенное плюшевое животное. Филомела и Морис одновременно вскочили, чтобы поднять его, но, пробравшись сквозь заросли, застали Франца сидящим на полу.
— Франц, с вами все в порядке? — Филомела нагнулась и деловито ощупала череп Богенбрума. Тот непонимающе посмотрел на нее, встрепенулся и ответил:
— Да-да, со мной все хорошо. Боже мой, неужели ничего нельзя предпринять?
— С Густавом? — спросила Венис. Франц кивнул.
— К сожалению, ничего. В этом состоянии он будет находиться до конца своих дней. Разве что найдется донор, согласный пожертвовать своими внутренностями, — Филомела хищно глянула на Богенбрума. — Вы случайно не знаете таких?