Интерфейс

Чтобы решиться на это, от нее потребовалась вся ее храбрость, потому что на самом деле ей хотелось отскочить в сторону. Вдруг снова оказавшись на ногах, папа выглядел массивным, мрачным и будто бы нависал над ней. Любовь Мэри Кэтрин к отцу всегда мешалась с изрядной долей страха – или, может быть, лучше было бы называть его уважением. Он ни разу не ударил ее и даже не грозил этим, но ему и не требовалось. Сила его личности, подобная торнадо, заставляла людей разбегаться в ужасе, особенно в крутые моменты, а сейчас он пребывал поистине в бешенстве. На мгновение он навалился на нее всем весом и чуть не порвал связки, но затем вернул равновесие, балансируя на одной ноге.

И вдруг прыгнул. Он был твердо намерен куда-то добраться. Он уставился тяжелым, немигающим взглядом на дальнюю стену чулана, и Мэри Кэтрин, заметив это, стала ему помогать. Короткими прыжками они пересекли лохматый ковер и оказались в чулане. Мел шел следом.

Коззано направлялся к висящей на стене фотографии в рамке. На ней был изображен он сам, пожимающий руку Джорджу Бушу. Барбара Буш стояла рядом, сцепив ладони, и покровительственно улыбалась. Фоном служила колоннада Белого Дома.

Коззано рванулся вперед, впечатав Мэри Кэтрин в стену. Он вытянул здоровую руку и с такой силой ткнул указательным пальцем в картинку, что по стеклу побежали трещины.

Он указывал не на себя и не на Бушей. Его палец упирался прямо в Белый Дом.

– Это мое, – сказал он. – Это мой амбар.

Для полной ясности он еще пару раз стукнул по Белому Дому пальцем.

– Мне нужно было сделать это раньше.

– Сперва тебе надо поправиться, – придушенным голосом сказала Мэри Кэтрин.

– Ладно, похоже, мне лучше начать печатать стикеры, – мрачно сказал Мел. – Фемельхебберы за Коззано.

Мэри Кэтрин промолчала. Она почувствовала, как волоски у нее на шее встают дыбом.

Ее папа выдвигается в президенты. Ее папа выдвигается в президенты. В президенты Соединенных Штатов. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить ее забыть об ударе и о том, что в таком состоянии его ни за что не выберут.

Ей хотелось поговорить с матерью. Она мечтала, чтобы мама оказалась рядом. Сейчас было бы очень хорошо иметь маму.

Но мамы не было. Мэри Кэтрин заставила себя открыть глаза и посмотреть на отца.

Он смотрел на нее в упор тем ужасающим, проникающим в душу взглядом, от которого испытываешь желание как можно скорее оказаться в другом месте.

И вдруг этот взгляд погас, стертый улыбкой идиота. Мэри Кэтрин видела такие улыбки миллион раз, осматривая пациентов неврологии, и несколько раз – на лице отца после удара, в те моменты, когда казалось, что он готов сдаться. Это была слюнявая, клоунская ухмылка полуовоща. И она оказалась куда страшнее.

– Ты теперь квотербек, малышка, – сказал он. Его глаза закатились, а тело вдруг стало совершенно бескостным, как будто скелет мгновенно превратился в воду. Мэри Кэтрин опустила его на пол так медленно, как могла; Мел подскочил, чтобы придержать голову.

– У него только что был еще один удар, – сказала Мэри Кэтрин. – Забудь про телефон, в Тасколе не работает 911. Несем его в твою машину, немедленно. А потом ты полетишь быстро, как летучая мышь из ада.

18

Саут-Платт на карте Денвера выглядит настоящей рекой – широкой и важной. Она течет к городу с северо-северо-востока. Ее долина в несколько миль шириной служит коридором для целого пучка главных транспортных артерий: нескольких шоссе штата, федеральной трассы, газопроводов, железных дорог и высоковольтных линий. В первый раз Элеанор увидела ее вскоре после того, как они с Хармоном приехали в Денвер; они колесили по окрестностям, подыскивая место для жилья. Хармон вел, а Элеанор прокладывала маршрут, и благодаря ей они заблудились. Это произошло потому, что она пыталась использовать могучую реку Саут-Платт в качестве ориентира и никак не могла ее найти, хотя они то и дело пересекали то какой-то жалкий ручеек, то сточную канаву посреди ничего. И пока она не увидела дорожный знак у моста, она не могла поверить, что это и есть та самая река.