Мэри Кэтрин отложила фото в сторону и стала листать статьи.
– Я подумал, тебе будет интересно на них взглянуть. Для меня-то это полная абракадабра, – сказал Мел.
Мэри Кэтрин нахмурилась.
– Я знакома с этими статьями. Я уже видела их. Все вышли в последние три года.
– И что?
– Ну, все, что в них описано – вполне заурядные исследования. Я хочу сказать, вот в этой говорится о технике выращивания мозговых клеток бабуина in vitro с последующей имплантацией их в живой мозг.
– И что?
– И дата выхода статьи – три месяца назад. Это означает, что она была написана где-то в прошлом году.
– И? – Мел мог продолжать задавать этот вопрос до скончания веков или до того момента, как поймет, что вообще происходит.
– И выглядит это так, как будто парни, которые в прошлом году изобрели колесо, сейчас утверждают, что могут собрать машину.
– Ты хочешь сказать, что между умением высаживать какие-то клетки в бабуиний мозг и возможностью вылечить твоего отца – чертовски широкая пропасть?
– Именно.
– Сколько времени уйдет на то, чтобы ее пересечь?
– Ну, я не знаю. Такого никогда раньше не делалось. Но я бы сказала, что если все пойдет хорошо – то пять-десять лет.
– И почему же они...
– Они нейрохирурги, Мел. В медицинском мире нейрохирурги – настоящие мачо-психопаты. Никто перед ними не устоит. Для них решение любой проблемы – острая сталь. Но на самом деле они ни на что не способны.
– Что ты имеешь в виду? По-моему, если ты готов проделать дырку в чьих-то мозгах, то ты способен на очень многое.
– Для большинства неврологических проблем лечения нет. Они могут удалить опухоль или гематому. Но перед действительно важными проблемами они бессильны, а поскольку они мачо-психопаты, бессилие их бесит. И именно такая мотивация стоит за всеми этими исследованиями. А еще завышенные претензии.
Мел обдумал ее слова.
Мэри Кэтрин пила газировку и наблюдала за размышляющим Мелом. Как обычно, оказалось, что его дела имеют множество дополнительных измерений, о которых он не трудится сообщать. Серый зимний свет сочился через окно, подчеркивая морщины на лице Мела, и внезапно оно показалось ей пугающе сосредоточенным.
– Трудное это дело, – сказал он наконец, качая головой. – Слишком много эмоционального дерьма лезет под ноги. Не могу мыслить ясно.
– И о чем ты думаешь, Мел?
Мел покачал головой.
– Пять или десять лет. Понимаешь, я ведь еще ни с кем толком не говорил. Все, что у меня есть – это чьи-то забросы. Эти забросы настолько деликатные, что я даже не вполне уверен, а были ли они? Вот это вот... – он показал на фотографию и статьи – прислали под видом заявки на финансирование. Хотят знать, не желает ли твой отец внести какой-то вклад. Но это не совпадение. В этом я чертовски твердо уверен.
– Так предлагали они вылечить папу или нет?
– Ничего подобного они не предлагали и готов биться об заклад – никогда и не предложат, – сказал Мел. – Они ждут, когда мы сами их попросим. В таком случае, если все пойдет наперекосяк, мы крайними и окажемся. Но они ведут себя так, как будто готовы хоть завтра положить его на операционный стол.
– Тогда вот тебе вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, – сказала Мэри Кэтрин. – Верит папа, что они могут его вылечить, или нет? Верит ли он в это достаточно крепко, чтобы удержаться от самоубийства?
– В данный момент – определенно да. Он не сделает этого ни сегодня, ни завтра. Но... – Мел оборвал себя на полуслове.
– Но если я начну трепаться, что все это чисто спекулятивно и может стать правдой лет через пять-десять – то ситуация полностью изменится, – сказала Мэри Кэтрин.
– Я не хочу на тебя давить, – сказал Мел. – Но да, думаю, тут ты права. – Он потянулся через стол, схватил фотографию и помахал ее в воздухе. – Вот это удерживает его среди живых. Это дарит ему надежду. И это все, что у него есть прямо сейчас.
– Ну что ж, это хорошо, – сказала Мэри Кэтрин.
Мел бросил на нее пронзительный взгляд.
– В каком смысле – хорошо?
Вопрос слегка сбил ее с толку.
– Как ты сам сказал, это дает ему силы жить. И даже если пройдет пять или десять лет, прежде чем операция станет возможной, мы сможем поддерживать в нем надежду. А затем, может быть, он вернется.
Мел смотрел на нее угрюмо.
– Вот дерьмо. Тебя тоже пробрало.
– Что пробрало?
– У тебя такое же лицо, какое было у Вилли, когда я ему об этом рассказал.
Мел шлепнул фотографией по столу, отвернулся, уставился в окно, стал растирать подбородок.
– О чем ты думаешь? – спросила она через несколько минут.
– Как всегда. О власти, – сказал Мел. – О власти и о том, как она работает, – он тяжело вздохнул. – Власть, которую неведомая сущность под названием «Институт Радхакришнана» вдруг получила над семьей Коззано, – он опять вздохнул. – И надо мной.
– Эмоции, которые путаются под ногами?
– Ага.
– В таком случае, узнай мнение незаинтересованного лица.
– Это хорошая идея. Надо будет поговорить с Сайпсом в университете.
– Не стоит. Сайпс давно занимается изысканиями в этой области.
– Ну так значит к нему и следует обращаться, разве нет?
– Не обязательно. У него могут быть свои собственные теории. Конкурирующие теории.