Интеграл похож на саксофон

Я никого не могу поставить рядом с Ефимом Барбаном (а надо ли?), кто изъяснялся бы столь изысканно и мудрено. Вначале его речь казалась трудной для понимания, и рука тянулась за словарем иностранных слов, но постепенно ты втягивался в эту игру ума и текста, как бы переключаясь на его мышление, и смысл его речей начинал приоткрываться, что обычно и происходит при общении с иностранцем. На этом языке он писал статьи и читал лекции, полные «барбанизмов» (как говорили в народе), не предназначенных для восприятия широкой публики. В первые годы я думал, что это просто камуфляж, маскирующий скрытый комплекс неполноценности, но потом понял, что для него, очевидно, это наиболее естественный способ самовыражения, что ему действительно так удобнее излагать свои мысли и иначе он не может, будучи законченным гуманитарием…

В 1980-е годы джазовая программа Ефима Барбана — Джеральда Вуда была не единственной на Би-би-си. Леонид (Лео) Фейгин — Алексей Леонидов делал свою передачу еще с середины 1970-х. Для него джаз был не просто музыкой, а символом творческой свободы, полетом в незнаемое, поэтому Лео крутил в эфире только «новую музыку», джаз-авангард. Все остальное казалось ему недостойным внимания, обыденным, даже банальным.

Лео был снобом в хорошем смысле. Свой будущий музыкальный снобизм он ковал в Ленинграде, под влиянием того же Барбана, который возвышался над тогдашней советской действительностью как интеллектуальный утес. Он был человеком широчайших познаний и непререкаемых мнений. Лидер, учитель, гуру.

Прошло более десяти лет, учитель снова встретился с учеником в коридорах Русской службы. Теперь акценты поменялись — у Лео за плечами годы работы на радио, сформировавшие его позицию и вкус, а Барбан приехал каким был. У Лео, например, одним из кумиров был Сергей Курехин, он выпускал его пластинки и открыто называл гением. Барбан скептически махал рукой, считая Курехина шарлатаном.

Двое джазовых ведущих сугубо не сошлись во мнениях, и Лео в частных беседах не раз удивлялся: как прежняя ленинградская жизнь создала у него пелену на глазах, как он мог восхищаться тем, чего на самом деле не было. Словно в сказке «Голый король».

Мой племянник Антон, выпускник Тулузской духовной академии, а ныне рукоположенный монах в католической Общине Всех Блаженств (Эммаус, Израиль), до начала своей религиозной карьеры проработал год в Публичной библиотеке в Питере. Из пыльных недр Публички он привез мне в подарок стопку учетных карточек с названиями кандидатских и докторских диссертаций. Они поразили меня настолько, что и сегодня, много лет спустя, я могу воспроизвести многие из этих названий: «Воспитание патриотизма на уроках математики в 8-м классе средней школы», «Разделение навоза на жидкую и твердую фракцию» или «Расчет светопроемов окон в условиях ясного дня».

Эти авторефераты утвердили меня в давнишних подозрениях, а именно — КПД советской науки был примерно как у паровоза, пять процентов на движение, остальное — в бесполезный жар, пар и свисток. В 1960-е годы говорили: «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан». За кандидатскую степень давали прибавку к жалованью, кажется целых 30 рублей, поэтому защищались все, кто мог. Естественно, делу надо придать законный вид и толк, представить работу в таком виде, чтобы не было сомнений — перед нами Наука, недоступная простому человеку. Ощущение высокого знания давал непонятный, наполненный замысловатыми терминами язык. Наукообразная речь со временем стала непременным атрибутом профессионального самоуважения и авторитета, просочилась во все сферы, в том числе и музыкальную критику.

Но мне кажется, что у Ефима Барбана наукообразность — не защита от посягательств на его авторитет, это его естественное состояние. Возможно, мы слышим древний голос генов избранного Богом народа, десятков поколений пращуров, писавших каждый свое толкование священных текстов и создавших, по эволюционной теории, особый, талмудический вид мышления. А может быть, наоборот, этот тип мышления был с самого начала, а все остальное — его производные.

Я понимаю, что ворошу сено, сушеные события забытой травы, но вот еще одна выдержка, заслуживающая внимания.