Интеграл похож на саксофон

Джемсейшен с местными музыкантами в первый же наш день в Ленинграде устроили в столовой гостиницы «Астория», другой был в артистической за сценой Зимнего стадиона после концерта.

Особое впечатление на нас произвели трубач Константин Носов и саксофонист Геннадий Гольштейн. Носов был крепким парнем с квадратной челюстью и волной светлых волос. Гольштейн — стройным, темноволосым, с черными усами, загибавшимися вниз у уголков рта, что придавало ему грустное выражение. Гольштейн растрогался до слез, когда Джерри Доджион подарил ему мундштук для альта…

В один из вечеров мы договорились встретиться в университете на джемсейшене, но никак не могли найти адрес: наш водитель не знал, куда ехать. Мы несколько раз объехали вокруг квартала, нас заметил милиционер и подошел к машине. «Не говорите ни слова, — предупредили нас двое сопровождавших русских. — Хотя мы не делаем ничего противозаконного, милиция может забрать нас, на всякий случай, особенно если услышит американскую речь».

Jazzletter, 1986, август — ноябрь // Пер. с англ. С. Новгородцева.

Зут Симс дул в сакс, прихлебывая водку по-американски, из горлышка. Он был уже порядочно пьян, но на его игре это никак не отражалось — видимо, способность импровизировать у него отключалась только после потери речи и ходьбы.

В конце сейшена, когда подошла пора складывать инструмент, я набрался смелости и попросил Зута попробовать его саксофон. В наши политкорректные и гигиенически продвинутые времена такая просьба прозвучала бы совершенно неуместной, но тогда нравы были проще. Зут махнул рукой — валяй, пробуй. Саксофон оказался совсем новый, очевидно, играть на нем начали недавно. Нам потом пояснили, что Госдепартамент счел, что важный культурный визит в СССР со старыми облезшими инструментами может создать неправильное представление о Соединенных Штатах Америки. Фирма «Сельмер», изготовители духовых инструментов, исполнила патриотический долг и подарила полный комплект саксофонов.

Звук саксофона начинается с колебания трости, пищика из плотного тростника. Чем тоньше трость, тем легче на ней играть, но звук при этом получается жидковатый, зудящий. Трости делают легкие и тяжелые, по номерам. Скажем, самая известная фирма «Рико» маркирует их номерами 1.5, 2.0, 2.5 и так далее до 3.5. Когда здоровье позволяло, я играл на 2.5, но чаще всего на втором номере. Каждый устанавливает для себя свой компромисс между усилием и звуком. Благородный круглый и мощный звук требует тяжелой разыгранной трости.

Я предполагал, что трость у Зута Симса будет тяжелой. Но — не настолько. Приложив мундштук к губам, я напрягся и дунул что было сил, но ничего похожего на звук Зута Симса у меня не получилось. Стало ясно, что дело не в инструменте.

Мы с Вольфом подружились с вибрафонистом Виктором Фельдманом. Уезжая, он оставил нам свой серый со стальным отливом дакроновый пиджак. Это была одежда из космоса, в нем не имелось подкладки, холста, волоса, выделанной пузырем груди — всего того, чем советский пиджак снабжен по ГОСТу. Это нечто легчайшее, немнущееся и идеально скроенное. Носить такое было бы святотатством.

Пиджак этот несколько лет висел у Вольфа на стене, как произведение искусства.

Из воспоминаний Билла Кроу.