Ольга Николаевна заступила место сестры своей; мы продолжали играть, и эта игра наша унесла с собою с лишком час времени. Вдруг звонкий голос колокольчика возвестил нам, что пора садиться за вышиванье: мы должны были идти на зов сей. Императрица и великие княжны, простя- ся с нами, уехали.
Описание всех мирных подвигов благотворительной монархини, всех очаровательных черт истинного величия ее характера, ознаменованного простотою и радушием, могло бы составить огромные тома <...>.
Как-то осенью мы сидели за пяльцами; в это время, вовсе неожиданно, посетила нас императрица; мы встали и поклонились ей.
― Садитесь, дети! — сказала государыня, — садитесь, продолжайте свою работу!
Обозрев все и найдя во всем порядок, монархиня захотела видеть наше вышиванье и подошла к пяльцам; я между тем встала с своего места, чтобы взять у другой девицы пендель[25]. Государыня, спросив, кого и зачем нет на месте, села на мой стул, вышила листочек, и, когда я подошла снова к пяльцам, Ее величество, встав, сказала мне:
― Посмотри, я вышила тебе листочек!
Я поклонилась монархине и облобызала ее руку.
На другой день императрица прислала нам перламутровый пендель, приказав сказать, что этот пендель на те пяльцы, где она вышивала.
Царственный подарок и фалбора[26], на коей рукою благотворительной Александры вышит незабвенный листочек, как святыня хранятся в институте...
Петербургский Екатерининский институт
Н.М. Ковалевская
Воспоминания старой институтки
25 мая сего 1898 года исполнилось 100 лет со дня основания училища ордена Св. Екатерины. Получив воспитание в нем в 40-х годах, с лишком полстолетия тому назад, я хочу сказать несколько слов о годах, проведенных мною в милом мне и до сих пор институте, прося снисхождения к слабому труду 70-летней старухи, имевшей счастье дожить до такого торжественного дня.
В продолжение ста лет воспитывалось и выпущено из стен института несколько тысяч юных существ в бурное житейское море. В прежние годы, а быть может, и теперь, покидая этот мирный приют, ни одна из нас не знала, что такое жизнь и что она даст - радость или горе? А каждая мечтала, сидя на классной скамейке, только об удовольствиях, радостях и развлечениях ― не ожидая, что в жизни чаще встречаются горе и неудачи.
Теперь институтки имеют возможность ближе знакомиться с жизнью, проводя каникулы и праздники в родной семье, а в то время, о котором я, старая институтка, вспоминаю, мы были совершенно отчуждены от родных; хорошо еще, если родители или близкие родственники жили в Петербурге, могли раз в неделю навещать девочку; а бывало и так: родители привезут 8—9-летнюю дочь, и уезжают обратно к себе за тысячу или более верст (тогда еще железных дорог не было, существовала одна Царскосельская), и только по окончании шести лет являются взять из института уже взрослую девушку. При мне были такие случаи, что ни дочь, ни мать с отцом не узнавали друг друга.
Девочки не развлекались вне института, учились, занимались науками, искусствами, жили замкнутой институтской жизнью, не ведая, что творится за его стенами, чем и как живет родная семья — это представлялось узнать только по выходе. Вот и говорили, что тогдашняя институтка — не хозяйка, не сведущая в практической жизни, только куколка, хорошо танцующая, прекрасно знающая музыку, пение, рукоделие и болтающая по-французски. Что делать? Таков был режим тогдашнего воспитания в закрытых заведениях. Одаренные от природы сметливостью и умением применяться к жизни, мы легко пополняли этот недостаток воспитания и делались прекрасными женами, матерями и хозяйками.
Нам внушали быть кроткими, правдивыми, невзыскательными в семейной жизни: довольствоваться тем, что Господь пошлет, и если не все усваивали эти правила, то лишь по пословице: «В семье не без урода!»
То, что не отпускали нас из института ни при каких семейных обстоятельствах, я, пишущая эти воспоминания, испытала на себе: за четыре месяца до выпуска я имела несчастье потерять отца, жившего в окрестностях Петербурга, и меня не отпустили отдать последний долг горячо любимому отцу, обнять, утешить больную, сраженную горем мать! Вот как строго относились к правилу не выпускать ни на шаг из института!