Инспектор и ночь

Зелёный свет всё не гас. Наверно, полицейский на углу зазевался или ругал какого-нибудь слишком прыткого водителя. И это кстати. Ещё немного, и Клод доберётся до остановки. Только таких чудес не случается, особенно между шестью и семью.

Зелёный свет погас. Загорелся жёлтый, потом опять красный. А до остановки всего какая-нибудь сотня метров. Всегда так получается.

Сзади послышался голос Леона:

— Я же вам объясняю, что это не остановка, поймите же!

— Очень меня интересует ваша остановка! — кричала какая-то женщина. — Дайте мне сойти!

— Сойдёте, как все, на остановке.

— Боже, какое упорство! Вы откроете двери или нет?

— Нет. Существуют правила.

Леону куда легче. За разговорами день проходит быстрее. А Клод один в своей кабине. И дома тоже один. Когда он воз вращается домой, ему кажется, будто он попадает в могилу. Комната без окна. Вернее, окно есть, но оно чуть ли не упирается в нештукатуренную стену соседнего дома. Щёлкает выключатель, и комнату озаряет призрачный жёлтый свет. Чем слабее лампочка, тем меньше счёт за электричество. Клод кладёт на стол потрёпанную сумку и садится ужинать. Огрызок сухой колбасы, брынза, смятый кусок булки и полбутылки вина. Ужин — это то, что осталось от обеда. Клод покупал продукты в большом Монопри — универсальном магазине, где продаются дешёвые товары. На витрине там выставлено всё самое дешёвое. Колбаса — 90 франков, брынза — 65 франков банка, вино — 70 франков. Большего Клод не может себе позволить. Порой он покупал для разнообразия небольшую сардельку, но это была уже роскошь. От сардельки ничего не остаётся на ужин.

Клод расстилал на столе кусок старой газеты и садился есть. Аппетита не было. Снова появлялся противный металлический привкус. Словно кто-то набил ему желудок латунными болтами. Клод откупоривал тёмно-зелёную бутылку и отпивал большой глоток. Металлический привкус становился менее ощутимым, по телу разливалось приятное тепло. Будь у него побольше денег, каждый вечер выпивал бы по бутылке. Даже по две бутылки, как Бернар Бездонный, с которым они вместе живут. Бездонным его прозвали за то, что он, мог пить подолгу, без передышки. Клод знал, что и в эту минуту Бернар сидит перед стойкой в бистро на углу. Там же, наверно, и Леон, и ещё масса знакомых. Наверно, жребий бросают — кому оплачивать следующий заказ. Клод тоже мог пойти после ужина в бистро, но он знал, что не пойдёт туда. У него на это нет денег, а угощаться за чужой счёт не в его правилах. Он просто ляжет спать. Должно быть, поэтому приятели из их квартала считают его скучным человеком.

— Тебе бы, дорогой, не шофёром быть, а гробовщиком, — говорил ему Бернар. — Шофёра — весёлый народ.

«Тебе легко, — думал Клод. — С двумя литрами вина в животе каждый будет весёлым».

Но ничего не отвечал.

Окончив ужин, Клод заботливо сметал рукой крошки и бросал их в ведро. Потом ложился. Перед тем как заснуть, он просматривал помятую газету, принесённую в сумке вместе с хлебом и колбасой. Газету покупал Леон. Он прочитывал её в обед и отдавал Клоду — просвещаться. Леон был из товарищей. Клод же держался в стороне от политики, вся эта борьба казалась ему гиблым делом. Он принимал участие в забастовках, поскольку бастовали все, но в этом был хоть какой-то смысл. Требуешь, чтоб набавили десять франков, и ждёшь: может, и раскошелится компания, если деваться ей будет некуда. Но остальное гиблое дело. Если же чему-то и суждено произойти, то всё содеется и без Клода. Но он знает, что ничего не будет.

В темноте за окном церковные часы отбивали десять. Шофёр сворачивал газету и гасил свет. Скоро, наверно, воротится Бернар, как всегда, пьяный и склонный к длинным разговорам. А Клоду не до них. Тем более, что Бернар так набирался, что не мог связно говорить. Какая польза в том, что рядом живёт такой человек? Это всё равно, что ты один. Только квартирная плата вдвое меньше…

Зелёный свет горел уже две минуты, а Клод всё не мог двинуться с места. Наверно, там, впереди, у какого-нибудь новичка заглох двигатель. Дают права разным дуракам, не знающим, где у них сцепление. Сунет взятку инспектору — и права в кармане. За деньги всё можно.

Колонна вяло тронулась. Новичок всё же запустил двигатель. Клод дал газ. Зелёный свет продолжал гореть, но в любой момент мог погаснуть. Едва автобус достиг перекрёстка, как вспыхнул жёлтый свет. Но Клод газанул и проскочил внезапно опустевший перекрёсток. Полицейский на углу выразительно покрутил пальцем у виска — мол, сумасшедший?!

Клод остался доволен. Манёвр был опасным: с боковой улицы напирала толпа, и он рисковал врезаться в неё, но только так можно было выгадать пять минут. Он подогнал машину к остановке.

— Барбес — Рошеуар! — пропел Леон.

«Грязная дыра этот Барбес—Рошеуар», — подумал Клод.

Перекрёсток выглядел темнее и мрачнее из-за огромного закопчённого моста, который нависал над ним. Между высокими потемневшими зданиями и громадой моста виднелась тонкая полоска неба. А сейчас и она была серой от туч, словно кто-то законопатил эту щель грязным тряпьём.