– У вас красивая фамилия, – замечает Субисаррета.
– Это девичья фамилия моей матери.
Икер невольно бросает взгляд в сторону фотографического алтаря и тотчас же сталкивается со взглядом самого Исмаэля.
– Это она? Та, что в центре?
– Да.
– Красивая женщина. Очень красивая.
– Да.
– Я слышал, она… погибла?
– Да.
– Мои соболезнования. Надеюсь, те, кто совершил это, наказаны.
– Да. Но легче от этого не становится.
– Я понимаю вас. Я тоже потерял мать. Правда, много лет назад и при других обстоятельствах. Но легче от этого не становится, вы правы.
Исмаэль Слуцки слишком занят собой. Своим прошлым, своей семьей, своим саксофоном, чтобы интересоваться личной жизнью незнакомого ему инспектора полиции. Но это даже и хорошо, ведь спроси он у Икера, что именно случилось с его матерью, – пришлось бы выкручиваться и врать. Икер точно не знает, жива его мать или нет. Она оставила семью, когда ему не исполнилось и двух лет, сбежала в Аргентину с профессиональным танцором. Таким был итог посещения танцевальной студии, где танцор обучал всех желающих аргентинскому танго. Поначалу от матери приходили письма: у нее все в порядке, она почти счастлива, а абсолютно счастливой ей мешают стать мысли о малютке Икере, она думает о нем денно и нощно, но сейчас нет никакой возможности забрать его. Затем письма сменили открытки без обратного адреса, которые приходили раз в месяц, затем – раз в два месяца, затем – только на Рождество. Правда, однажды мать расщедрилась на небольшую бандероль с матросским костюмчиком для Икера, платком из органзы для бабушки и трубочным табаком для деда. Костюмчик оказался мал и навсегда был похоронен в бабушкином шкафу, а все остальное пришлось кстати.
Уже после смерти деда и бабки, разбирая вещи, Икер нашел тот детский костюм, и платок – в него были завернуты письма и открытки. Перечитывать всё он не стал, ограничившись парой писем, – тех, где мать еще скучала по малютке Икеру. Почему он не стал разыскивать ее? Почему не сообщил о смерти стариков?
Ответа на этот вопрос нет и сейчас.
Но тогда неожиданно нашедшиеся открытки (собачонка с розовым бантом, два голубка, две мыши в костюмах пастухов гаучо и прочая сентиментальная дребедень) не вызвали в нем ничего, кроме ярости. А хуже всего были сами тексты – такие же приторно-сентиментальные, как изображения на открытках. Такие же фальшивые. У бабки хранился целый альбом с фотографиями молодой девушки, которая впоследствии стала матерью Икера. Кажется, она была довольно хорошенькой, но лица ее Икер не помнил. Не мог запомнить, как ни старался. Оно исчезало из памяти моментально, стоило ему захлопнуть альбом. А вместо него всплывало лицо певицы Жюльетт Греко, обрамленное черными волосами. Потом, на смену опостылевшей Греко, и вовсе пришла одна из мышей в костюме пастуха гаучо.
Имело ли смысл разыскивать мышь, пусть и облаченную в красное пончо?..
– Вижу, вы любили ее, – осторожно замечает Икер.
– Почему любил? Я люблю ее и сейчас. И буду любить всегда.
– Она гордилась бы вами.
– Надеюсь. Надеюсь, что она гордится…
Глава третья:
…Полное имя Исмаэля – Исмаэль Дэзире Слуцки.
Полное имя кошачьей богини – Дарья Зарубинская.