INSIDЕR

Наверное, подобная речь из уст Рэнделла Перриша должна была быть принята мной, как похвала, но мне почему-то стало горько от его слов. Горько от того, что он до сих пор разглядывает меня, как бабочку под микроскопом, пытаясь понять, что же внутри.

— Почему ты оставил мое второе имя, Рэн? — задала я вопрос, никак не относящийся к теме разговора. Этому я тоже у него научилась. Внезапные вопросы заставляют давать внезапные ответы. И он ответил быстро, словно был готов его услышать.

— Чтобы ты не забывала о том, кто ты есть на самом деле, Лиса, — поворачиваясь ко мне своим безупречным профилем, он опускает взгляд на горящие огни города. Свет фар несущихся автомобилей по магистрали кажется таким далеким, как и все, что происходит внизу. Я понимаю, почему Рэн испытывает слабость к верхним этажам. Завораживающее ощущение высоты, собственной неуязвимости и мнимой свободы. Мы все хотим быть одинокими иногда, мечтаем о тишине и собственном ненарушаемом пространстве, но и самый большой страх человечества связан с тем же, который заставляет строить стены и крепости — мы боимся остаться одни, не переставая бояться, что нас разрушат.

— А если я хочу забыть? — выдохнула я.

— Если бы медицина придумала лекарство, стирающее память, я бы принял его первым, — рассеянно улыбнулся Рэн. — Отрицание себя, Лиса, обманчивый путь, который ведет в никуда. Поэтому если такое лекарство и появится, то не с целью сделать мир лучше, а людей счастливее. Иногда воспоминание — это все, что у нас есть. Понятие судьбы очень искажено и неверно. Я бы отнес его именно к прошлому. Судьба прошлого — это ряд событий, которые невозможно исправить. А в будущем перед нами открыты миллионы дорог, и если человек думает иначе, то он обречен.

— Ты философ, Рэн, — пряча улыбку, сказала я.

— Ты считаешь меня сумасшедшим, а не философом. Но знаешь, все интересное в этом мире придумано шизоидами, а невозможное — психопатами, — с усмешкой говорит Перриш, и прежде, чем я успеваю ответить, резко меняет тему. — Помнишь, я обещал тебе показать итальянский ресторан, где готовят потрясающую пасту, которую, кстати, ты так и не попробовала?

— Да, конечно, — отвечаю быстро, пытаясь удержать пустившееся вскачь сердце. Он смотрит на меня своим обычным непроницаемым взглядом, не позволяя заглянуть за совершенную маску которую он носит круглосуточно. Но, возможно… — А я смогу потом вернуться сюда? Мое обучение закончено? — с надеждой спросила я. Рэн задержал задумчивый взгляд на моем лице, и я потерялась в его необычайно светлых льдистых глазах.

— Тебе так не терпится покинуть Розариум и начать работать? — проницательно спросил он, чуть склонив голову на бок.

— Да, наверно. Разве не ради этого меня обучали? — растерянно спрашиваю я. — Мы закончили с теорией?

Рэнделл медленно кивает, не сводя с меня глаз, и я только сейчас понимаю, что это значит… Мы закончили. Закончили… Все, что останется теперь — это собрания в Розариуме и его неподвижная фигура на фоне окна, повернутая к нам спиной. Больше никаких индивидуальных занятий на крыше, каждое из которых я и ждала, и боялась. Каждое из которых выворачивало мою душу наизнанку, заставляя кровоточить все нанесенные жизнью шрамы, открывая истины, о которых я и помыслить не могла. И в центре всего этого безумия эмоций и переворота сознания стоял один человек. Рэнделл Перриш. Я ненавидела его, боялась, восхищалась… я была околдована им.

И даже мысленно его имя я теперь называю иначе. И мои пальцы покалывают от желания прикоснуться к нему, пока он так близко. Может быть в последний раз. Больше такого шанса не будет. Но я не могу. Тело словно парализовано. Что такое желание? И хотела ли я кого-то по-настоящему до него? Вожделение, липкое, вязкое, обжигающее заполняет каждую клеточку тела. Мелкие разряды тока бьют по моей коже, и я ощущаю, как сгущается воздух между нами, не давая мне дышать, я смотрю в его глаза, нет я падаю. Я умираю. Именно такое ощущение сейчас раздирает мою грудную клетку, где все горит и кровоточит. Что он делает со мной? Зачем? Как он это делает?

— Лиса? — его голос пробивается сквозь туман моего сознания, и я ощущаю, что снова могу мыслить здраво, сжимаю пальцы рук, ощущая, как сходит онемение. Застывшие мышцы расслабляются. — Мы едем? — будничным тоном спрашивает Рэн. А мне хочется оттолкнуть его, ударить. Я ненавижу его за то, что он такой сдержанный, такой, мать его, спокойный, а я… Я просто с ума сошла.

— Куда? — быстро моргая, спрашиваю я, презирая себя за предательскую хрипотцу в голосе.

— Итальянский ресторан, — с невозмутимой улыбкой, напоминает Рэн. — Нам есть что отметить, правда?