Инсбрукская волчица

За эти годы мало что изменилось. Городок небольшой, но приятный, много красивых старинных домов. Конечно, огорчает бедность на окраинах. Я даже видела один дом с полуразвалившейся стеной, просто дыра завешена занавеской, и там живут люди!

Нельзя мириться с таким ужасным положением вещей, с неравенством, с ужасающей бедностью!

Вчера получила письмо от Вальтера – он пишет то же самое! У него были опять неприятности с полицией. Мой дорогой! Как же я хочу взять на себя хотя бы часть твоих забот! Но надеюсь, что мой труд по воспитанию новых людей, без раболепия и несправедливости, хотя бы немного приблизит меня к тебе по уровню духовного развития»

То, что называлось «экзаменом», на деле оказалось куда проще.

Мы с мамой пришли в вестибюль как раз минут за десять до того, как учителя начали вызывать всех собравшихся пофамильно. Пока до меня дошла очередь, я чувствовала, что вот-вот перегорю, ведь такие простые вещи путались у меня в голове, я начинала забывать элементарные слова. Это мне меньше всего нравилось – не хотелось бы по такому пустяку провалиться. Но, несмотря на всю кажущуюся лёгкость, я всё равно волнуюсь – мало ли, какие вопросы могут задать мне. Вот миниатюрная Симона Кауффельдт ответила всё без запинки, учителя её нахваливают, а вот вторая как-то беспомощно мямлит и лишь после наводящих вопросов вспоминает всё, что нужно. Учителя стараются быть снисходительными, оттого и подсказывают всем. Я тихонько прижала к себе мамину руку, но у мамы рука холодна, как ледышка. Похоже, она боится за меня еще больше, чем я сама.

Передо мной отвечать отправилась довольно высокая для своих лет девчонка. Она сидела вместе со своим отцом в коридоре, говорили они на непонятном языке. Кажется, это были хорваты. Отец запомнился мне своим самоуверенным видом. Сидел вальяжно, ни на кого не обращая внимания, словно он тут король. Всё-таки недаром говорят, что славяне хвастливые.

– Милица Гранчар! – прозвучало со стороны учительского стола, и вызываемая отправилась отвечать.

Господи, что это было! Наверное, учителя и не помнили ещё такой бестолковой ученицы – путается в элементарных словах, на наводящие вопросы что-то беспомощно мямлит, и лишь после многочисленных подсказок, наконец, выдаёт правильные ответы. Туповатая Гранчар ничуть не смущается того, что не знает элементарных вещей, потому, когда ей объявляют, что принята, лишь молча кивает и уходит к отцу.

– Видали? – обратился он к моей маме, – чуть было не засудили нас!

Кажется, этот человек не только кичлив, но и заносчив до безобразия. Разумеется, не все были согласны с тем, что стоит зачислять Милу Гранчар в гимназию – она явно недалёкого ума, весь класс будет тянуть назад. Все эти споры её надменный отец слушает с самодовольной ухмылкой, мол, знай наших. Похоже, дочка его не очень-то заботит, раз у неё так всё запущено. Сама Мила при этом была довольно стеснительна и с остальными детьми немногословна. Полная противоположность отцу. При этом, когда Мила отвечала, в коридоре не стихал смех. Девчонки строили рожи, изображали мычание, коверкали язык, изображая её акцент. Нет, я, конечно, всё понимаю, но так зло насмехаться – это уж чересчур. Знания-то она может ещё и подтянет, хотя в это слабо верится, но вот от акцента ей уж точно не избавиться.

Тут, наконец, дошла очередь и до меня. Я к тому моменту чувствовала, что перегораю, поэтому, когда услышала свою фамилию, даже несколько приободрилась и на все вопросы ответила легко. Все, кто был за мной, как мне показалось, были хороши, во всяком случае, не мямлили и не несли всякую чушь, как Мила Гранчар. Кажется, у нас в классе с самого первого дня появился явный отстающий.

Вечером, накануне первого дня в школе, я стояла в гостиной нарядная, ну прямо рождественская ёлка! На мне коричневое форменное платье, сшитое «на вырост» и, как и полагается, передник. Платье выполнено в строгом гимназическом стиле, а форменный передник – с прямым нагрудником. Я выгляжу чересчур официально, даже тускло. Я чувствую себя, как деревянная – не привыкла ещё к форменным нарядам. Ну ладно, со временем пройдёт, и это платье станет для меня столь же привычным, как и повседневная одежда.