Бемиш нашел ему какую-то девку в деревне и вернулся в кабинет, где его ждал Шаваш. Шаваш сидел в кресле у окна, задумчиво обозревая запущенный сад.
— Так какова же ваша цена? — спросил Шаваш.
— Восемь пятьдесят пять за акцию.
— Итого — тридцать четыре миллиона, — проговорил Шаваш. — А ваши инвестиционные обязательства?
— Шестьдесят миллионов. Я намерен принять первые корабли через шесть месяцев после начала строительства.
— Разве у вас есть опыт строительства космодромов?
— У меня есть опыт привлечения специалистов и опыт финансовых сделок, господин Шаваш. Эта компания должна начать приносить поток наличности меньше чем через год, или она опять пойдет с молотка.
— Как вы предполагаете финансировать сделку?
— Из девяносто четырех миллионов около десяти предоставляют банки. Это десятипроцентный долг, обеспеченный имуществом компании. Восемьдесят миллионов финансируются через высокодоходные облигации, выпущенные моей компанией «АДО» и размещаемые ЛСВ на межгалактическом финансовом рынке. Около четырех миллионов — деньги мои и моих партнеров.
— Значит, из девяносто четырех миллионов вы рискуете лишь четырьмя своими собственными?
— Я рискую чужими деньгами, но своей головой. Шаваш откинулся в кресле.
— Насколько я знаю, так обычно покупают компании с уже существующим потоком наличности, который идет на выплату процентов. А вы — дыру, в которую еще надо вкладывать прорву денег.
— Мы постараемся сконструировать финансовую оболочку сделки так, чтобы почти ничего не платить в этом году. Мы планируем сделать часть облигаций бескупонной, со сроком погашения через два года. Это означает, — пояснил Бемиш, — что облигация будет продаваться со скидкой по отношению к номиналу, а доход составит разница между продажной ценой облигации и ценой погашения, равной номиналу.
— Вы спутали меня с Киссуром, Теренс, — заметил Шаваш, — я знаю, что такое бескупонные облигации.
Бемиш досадливо крякнул.
— Мы предусматриваем также бумаги, по которым возможна альтернативная выплата — деньгами или же новыми облигациями.
Шаваш помолчал. Из раскрытого окна вдруг раздалось пение рожка: это деревенский пастух заводил в деревню коров.
— Это довольно рискованная сделка, господин Бемиш. Я не уверен, что ваши облигации будут стоить на рынке хотя бы 70% от номинала. И что же тогда остается от ваших якобы восьми с половиной денаров за акцию?
Бемиш сглотнул. Он знал, что чиновник более чем прав.
— Бумаги будут стоить денар за денар, — сказал Бемиш, — проспект эмиссии содержит условие, согласно которому через год после выпуска процент по облигациям пересматривается так, чтобы бумаги шли ровно по номиналу.
Шаваш помолчал.
— Несколько необычное решение, — наконец сказал он.
— Это решение позволит мне через год снизить стоимость финансирования сделки на три процента.
— А если цена ваших бумаг, напротив, упадет?
Вам придется платить не на пять-шесть процентов меньше, а на пять-шесть процентов больше.
— Цена будет только расти, — сказал Бемиш.
Теренс Бемиш был настолько самоуверен, что не собирался пугать инвесторов пределом пересмотра ставки. Как впоследствии выяснилось, этим самым он подписал Ассалахскому проекту смертный приговор.
Но сейчас Шаваш, казалось, был благоприятно впечатлен словами землянина.
— На Вее найдутся банки, — сказал он, — которые были бы рады участвовать в этой сделке и купить ваши облигации. В больших объемах. Однако сделка крайне рискованная, и ее надо немножечко подсластить. Я полагаю, крупные инвесторы могут иметь возможность купить, помимо облигаций, еще и ордера акций, на три года, — по денару за десять акций. На это дело можно зарезервировать до 20% акций.
Бемиш чуть поднял брови. Предлагаемый Шавашем вариант означал, что покупатель ордера через три года сможет купить акции Ассалаха по их теперешней цене. Бемиш надеялся, что через три года акции Ассалаха будут стоить в сто раз дороже.
— И кто же получит эти ордера? — спросил Бемиш.
— Вейские банки, которые купят облигации.
— Нельзя ли конкретнее?
— Я и мои друзья.
Через час Уэлси и Шаваш спустились в центральную залу. Бемиш остался наверху, чтобы вымыться и переменить рубашку, — за время разговора с Шавашем он вспотел. Когда он сошел вниз, Киссур сидел в зале и рассказывал двум молодым помощникам Тревиса о том, как дрессировать разбойничьего коня, чтобы тот разбирал дорогу в темноте и не ржал в засаде. Банкиры внимательно слушали. На их молодых и честных лицах был написан неподдельный интерес. Банкиры привыкли проявлять неподдельный интерес к любому клиенту. Можно было подумать, что сидеть в засаде меж скалистых ущелий — их основное жизненное занятие.
— Если тропа каменистая, копыта надо обернуть мягким войлоком, — говорил Киссур.
На звук шагов он обернулся.
— Ты чего такой смурной, Теренс, — сказал он по-вейски, — и что за грязь у вас тут?
Киссур с отвращением провел пальцем по столу дорогого розового дерева: один из банкиров, обедая в спешке перед компьютером, уронил на стол пиццу.
— Женщины у тебя нет, вот что, — заметил Киссур, — и Идари то же говорит.