Ему было совершенно все равно, куда ехать, но колеса сами вывезли его к Яшмовым Холмам, самому дорогому пригороду столицы. За тротуарами, выложенными синим сукном, потянулись расписные стены, за стенами замелькали деревья и репчатые башенки флигелей, на перекрестках замигали светофоры, освещая призрачным светом статуи богов и дорожные знаки.
Киссур проехал по улице с односторонним движением в сторону, обратную дозволенной, свернул на запретный знак и, не находя нужным снижать скорость, помчался через ночные перекрестки. Два раза он благополучно проехал на красный свет, а на третий раз ему не повезло: из-за беленого забора вывернулся серенький, похожий на землеройку с острой мордочкой электромобиль. «Дакири», последняя модель, производство республики Гера.
Киссур крутанул руль до отказа, еще раньше, чем тугодумные биоэлектронные потроха автомобиля учуяли опасность. Тормоза обеих машин нехорошо запели в ночи. Серенький «дакири» нырнул влево. Все бы обошлось, если б не мокрый асфальт: серенький завертелся волчком и носом влетел Киссуру в правый бок.
Раздался отчаянный скрежет металла, словно под старым клинком рассыпались завитки кольчуги.
Потом все стихло.
Владелец «дакири» выскочил из машины, бросился к другому автомобилю, дернул дверцу и сунул голову внутрь. Вероятно, он ожидал найти в машине труп или что-то раненное: лицо его изумленно вытянулось, когда он обнаружил, что виновник аварии сидит и вытаскивает из кармана бумажник. Тут Киссур взглянул в зеркальце заднего вида, сдвинувшееся от удара, и заметил, что волосы его, закрученные в пучок, растрепались и гребень выскочил из пучка, как кнопка из предохранителя. Киссур вынул гребень и стал расчесывать волосы.
Лицо другого водителя исказилось, словно в трансвизоре со сбитой настройкой: он поволок Киссура наружу и нехорошо зашипел на языке людей со звезд:
— Ах ты вейская обезьяна! Сначала слезь с дерева, а потом садись за руль!
Улыбка медленно сползла с лица Киссура. Он оставил в покое гребень, перехватил обеими руками запястья землянина, тянувшего его из машины, вылез сам и, несильно размахнувшись, поддал землянину коленом в солнечное сплетение. Тот обмяк и сказал «ой». Громко захрустела красная черепица, прикрывавшая канавку на обочине, и землянин, задрав ноги, провалился сквозь черепицу вниз.
Киссур усмехнулся, оправил рубашку и взялся за дверцу машины.
В следующую секунду что-то мелькнуло над его головой и отразилось в длинном оксидтитановом ребре автомобиля. Киссур мгновенно обернулся: Великий Вей! Землянин выдрался из черепичной канавки и летел на Киссура, приплясывая как гусь. Киссур, ошарашенный, успел уклониться от первого удара, но второй едва не своротил ему челюсть. Киссура шваркнуло в угол между зеркальцем заднего вида и дверцей. Зеркальце хрустнуло, и Киссур заметил правую ногу землянина в двух пальцах от своего уха. За эту ногу Киссур уцепился и повернул: но вместо того, чтобы улететь лицом в асфальт, умелый землянин молодецки завопил, как-то чудно перекинулся в воздухе и въехал свободной ногой Киссуру в брюхо. Киссур даже потерял на мгновение сознание: а открыв глаза, обнаружил, что уже валяется на дороге, как стручок от съеденного боба, а землянин опять собирается бить его ногой. Киссур перекатился на бок: землянин промазал, а Киссур, напротив, очень ловко выбросил ногу и попал землянину прямо в то место, где у землянина рос его кукурузный початок: тот завопил уже не так весело. Киссур подпрыгнул спиной, вскочил на ноги и ударил противника по морде, раз и другой: тот обмяк. Киссур пихнул его, для надежности, пяткой в пах, приподнял и шваркнул о ветровое стекло серенького «дакири». Слоеное стекло затрещало и пошло ломаться, землянин свесил голову и потерял сознание.
Киссур стоял, тяжело дыша, моргая полубезумными глазами. Во время драки Киссур был приучен терять над собой всякий контроль: предки его в такие минуты превращались в волков и медведей, и, будь у Киссура за спиной меч, он непременно бы зарубил негодяя. Но меч теперь носить было бы глупо, а этих, — с нулями, со светом, с газом, — словом, с дыркой посередине, как у бабы, Киссур не жаловал. И хотя в багажнике машины у Киссура лежал веерный трехкилограммовый лазер и еще какая-то шибко модная штучка, Киссур и сам не знал, зачем их возил. Так, все его друзья возили, и он возил.
Киссур стоял, бессмысленно мотая головой и понемногу возвращаясь в мир. Землянин лежал на капоте собственного автомобиля, как раздавленная лягушка, белая его рубашка и галстук были безнадежно перепачканы клюквенным соком. Светофор над перекрестком мигнул и переменил свет: фигурка бога-хранителя перекрестков засверкала зеленым. Киссур окончательно пришел в себя. Он пошевелил губами и вытащил из кармана круглый бумажник. Киссур не уважал чиповых карточек. Он выгреб из бумажника все, что там было, — тысяч двадцать, а может, пятьдесят, — по его смутным воспоминаниям, — свернул деньги трубочкой и сунул их землянину в разбитые зубы. Ему не хотелось, чтобы про него говорили, что он бьет людей даром.
Потом сел в машину — и уехал.