Иномерники

Основной своей работой в этот относительно спокойный промежуток времени Роман выбрал изучение многих пси-ментограмм, сваливавшихся на них из службы рекрутинга, которая осталась у них еще с тех времен, когда Центр был обычной школой антигравиторов, и с ней у Ромки были налажены неплохие контакты. Эта служба, в силу редкости хотя бы каких-то способностей к пси у человека вообще, процеживала едва ли не миллионы разных людей, выбирая из них всего лишь тысячи способных молодцов или молодиц, чтобы предложить им вместо довольно унылого прозябания на разных прочих работах, а то и вовсе без работы на обычном социале, привлекательную службу в космофлоте. Среди великолепных профессионалов, с высоким заработком, несомненным социальным статусом, ответственной деятельностью, исполненной смысла и приключений. Ну и всякое прочее в том же духе.

В общем, потенциальных антигравиторов, а среди них – и возможных иномерников – искали, искали… Вот только по большей части без толку. Ромка, проверяя иногда за день до двух тысяч разных людей, научился видеть по записям пси тех, кто только тесты и сможет сдать, а к делу так и не приступит, кто, как бы ни старался, все равно не сумеет достичь необходимых, хотя бы пороговых, напряжений пси-энергии для воздействия на резонаторы, а кто слабоват в плане выносливости и не сумеет выдержать всего, что сваливалось на голову даже простому, внутриорбитальному пилоту антиграва. Как-то вот так у него развился необыкновенный нюх на тех, кто мог бы им пригодиться и кто мог бы выдержать их нагрузки.

Но в целом с составлением новых команд, новых экипажей для параскафов выходило дело швахово. Не было новых кандидатов, а может, им только таких вот неудачных претендентов и предлагали. Зряшной вся эта работа оказалась, как бы Роман ни старался.

Ему даже Валя замечания делала, по-своему, по-девчоночьи, а не по-служебному. Не раз и не два она прокрадывалась в лабораторию и сдергивала с его головы ментошлем, чтобы он пришел в себя хоть немного от бесконечного просмотра чужих пси-тестов. Это было больно, когда у тебя с головы сдирают шлем. Ромка сначала пробовал на нее ругаться, но на Веселкину это мало действовало. Она лишь рычала, если он ее чем-то своими упреками задевал:

– Ты бы, командирчик, побольше спал. А не доводил себя до умопомрачения этим шлаком. Это же – шлак, шлам, отстой, зола, щебенка, шелуха, осадок… И ты это не хуже меня знаешь, а зачем-то пробуешь на себе!

– Мне хочется новые экипажи подобрать.

– Всем хочется, но проверяться нужно на достойных ребятах, а не на всех подряд! Сам подумай, вот размочалишь собственные способности, каким ты будешь техподдерживателем, когда новые «нырки» пойдут? Ага, молчишь! Так я тебе скажу, никаким ты командиром, никакой техподдержкой служить после такого самоуродования не сможешь. Все, командир, или ты этим не занимаешься, или я на тебя докладуху по начальству пишу. Так и знай.

Писать никакую докладную она, конечно, не стала бы, в этом Ромка был уверен, но вынужден был к ее мнению прислушаться. И в итоге решил как-то… Чтобы отдохнуть, решил он сходить к обычным экипажам. Чтобы посмотреть и разобраться, чем же эти люди так отличаются от прочих, что сумели стать иномерниками.

Для контакта выбрал самую плохо понимаемую им Авдотью Коломиец, командира пятого экипажа. Против обыкновения, установленного в их Центре, не заявляться в кубрик к кому бы то ни было без приглашения, он решился зайти к ней неожиданно и вроде бы без всякой особой причины.

Зайти-то он зашел, да вот только не слишком удачно попал. Авдотья Николаевна, как ни странно, пекла гречишные оладьи на кухне, которую оборудовала в своем кубрике. Составила она кухню из микроволновки, обычной электроплитки на две комфорки, раковины для мытья посуды и с бесчисленными полками. Нормальную подачу и слив воды она сделала в обход всех инженерных коммуникаций из гофрированных пластмассовых шлангов, и хотя они болтались под ногами, как белые змеи, через некоторое время начинало казаться, что так и должно быть, а еще чуть позже их вообще почему-то переставали замечать все, кто у Авдотьи в кубрике оказывался.

А заходили к ней, как оказалось, многие. Вот и Ромка застал у нее Амиран Макойты, которая сидела на раскладном диванчике. Держалась абхазка скованно, зажато, что казалось необычным, потому что по всем показателям Ромка знал ее как первоклассного бустера, и вообще была она редчайшим случаем женщины-анимала. Для таких людей нормальной была как раз чуть демонстративная схема поведения, и уж никто из них не стремился оставаться незаметным.

Так как диванчик был для двоих, Ромка подсел к Амиран, она послушно подвинулась, хотя сидеть приходилось теперь так тесно, что ощущалось тепло женского бедра. «Довольно необычное положение, – решил Ромка, – и малознакомое, – добавил он про себя с грустью. На эти его эволюции Авдотья добродушно махнула чуть измазанной в гречишной муке ладошкой: