Инквизитор

Дверь открылась раньше, чем Ласковин нажал на кнопку звонка. - Не шуми, - сказал Зимородинский, пропуская его внутрь. - Дашенька с мелкими спят! Давай на кухню. Слава усадил его за стол, налил плодового чаю и с невероятной быстротой изготовил несколько бутербродов. За ним было очень приятно наблюдать: Зимородинский двигался по кухне так же, как на татами: быстро, легко, без единого лишнего движения. Мастер всегда мастер. Только откусив от первого бутерброда, Андрей сообразил, насколько голоден. - Лимонник? - спросил он, отхлебнув чай. Зимородинский качнул головой. - Не только. Белый спортивный костюм подчеркивал смоляную черноту его волос и жестких загибающихся к подбородку усов. - Почувствовал, что я иду? - спросил Андрей. - Проще. - Слава улыбнулся, и лицо его приобрело выражение Хитрого Лиса. Увидел твою машину во дворе. Ты кушай, кушай! Сытый голодному не товарищ. Мягкое "г", от которого Слава не избавился за годы жизни в Питере, загнутые книзу усы и эта хитрая улыбка сообщали всякому, что родился Слава намного южнее северной столицы. Но лишь немногие знали - насколько южнее. В Питер Зимородинский действительно перебрался из Днепропетровска. Однако впервые увидел свет в Алжире. Оттуда - в Китай, из Китая - на Кубу, снова в Китай и только в двенадцать лет, после смерти отца, оказался на Украине. Впрочем Зимородинский не скрывал, что к боевому искусству впервые приобщился не в буддийских храмах, а в областном городе Днепропетровске, когда его тренер по самбо вдруг увлекся каратэ-до. Там, на Украине, это было баловство. Мастерством он был обязан полутора годам армейской службы, прожитыми в деревянном бараке с шестью такими же сержантами-связистами и тремя вольнонаемными из местных. Один из последних, бурят по национальности, решил, что из младшего сержанта срочной службы выйдет неплохой ученик. После дембеля Слава не поехал домой, а остался там же еще на три года. Вернулся на Украину только тогда, когда его наставник решил, что обучение окончено. Спустя год Зимородинский занял первое место в своем весе на закрытом чемпионате в Таллине. И был замечен абсолютным чемпионом и одним из лучших каратэистов страны. Спустя еще год Вячеслав Зимородинский переехал в Питер и получил первый дан. Его бурятский учитель данов не присваивал: есть мастер и есть ученик. И все остальное население земли. Прошел еще год - год расширения легализации и "спортизации" каратэ - и Совдеп скорчил очередную гримасу. Каратэ было запрещено, большой сэнсэй угодил за решетку (для повышения бойцовских качеств зэка, надо полагать), а сам Зимородинский, от греха подальше, вернулся на Украину. Но прошло всего два года - и он снова оказался в Питере. Этот город как наркотик. Его ядовитые испарения проникают в кровь, и избавиться от них можно разве что на солнечных берегах Калифорнии. Таким был человек, ставший когда-то сэнсэем Андрея и по сей день остававшийся самым надежным его другом. Ласковин пришел к нему не за помощью: втягивать в свою борьбу человека с семьей, человека уязвимого, он бы усовестился. Ни Слава, ни Митяй в этом деле ему не соратники. Андрей пришел к Зимородинскому за пониманием, однако первый вопрос, который задал ему Слава, выслушав: - Зачем это тебе? - Я виноват, - сказал Андрей. - Парень пострадал из-за меня. - С ним должно было случиться подобное, - возразил Зимородинский. - Я знаю Гудимова! Скорее уж я виноват, чем ты, раз не сумел научить его смирению. Ты хочешь ему помочь? Хочешь, чтоб я ему помог? Я помогу. Это были не пустые слова. Методы Зимородинского были не менее эффективны, чем традиционная медицина (а уж о бесплатной медицине и речи не было!). Особенно если дело касалось травм. - Я помогу. Что еще? - Еще я должен наказать этих! - Андрей, - Зимородинский покачал головой, - разве ты можешь наказать всех? Волк хочет задрать овцу. Может ли глупый щенок помешать? - Я не глупый щенок! - возразил Андрей. - Ты прекрасно знаешь! - Это ты так считаешь. Ладно. Ты не щенок. Ты - тигр. Так вот, и тигр уступает стае диких собак. Вспомни Киплинга. - Значит, ты считаешь, что я должен спасовать? - Разве я так сказал? - А разве нет? Зимородинский засмеялся. - Я спросил, - напомнил он, - зачем это тебе? Тебе, который уселся на дороге только потому, что испугался собственной силы! - Я не хочу убивать ради позолоченной медальки! - вспылил Ласковин. - Вот! - с удовольствием сказал Зимородинский. - То, что требовалось! Только не кричи, пожалуйста, пацанов разбудишь! Ты сказал: не хочу убивать ради позолоченной медальки. Разве я спорю? А теперь ты готов рискнуть. Ради чего? - Ради справедливости, - буркнул Андрей. Слова казались истертыми, как придверный коврик. Зимородинский окинул его особым, "рассеянным" взглядом. Смотрел больше минуты, так что Андрею стало не по себе. - Думаю, ты прав, - сказал он наконец. - Это твоя карма. И никуда тебе не деться. Жаль только, не я стану твоим проводником на этом пути. Могу, впрочем, дать несколько советов. - Да? - Андрей машинально глотнул тепловатый чай. Это было не очень приятное чувство: видеть человека, знавшего о тебе больше, чем ты сам. Зато было очень приятно слышать, что Зимородинский не считает его идиотом. - Первое, - произнес сэнсэй. - Не важно, что ты делаешь. Не важно - зачем. Важно - как! - Буддизм, - скептически улыбнулся Ласковин. И обнаружил, что хорошее настроение вернулось к нему. - Скорее, Дао, - уточнил Зимородинский. - Может быть, тебе придется отнимать чужие жизни... Не спорь! Я сказал: может быть! Это не должно повиснуть на тебе. Теперь о действиях. Как думаешь, когда в этом притоне на Мастерской будет больше всего людей? - Вечером. Часов в семь. Но я не собираюсь тянуть до вечера... - Зря. Как ты помнишь, воин сам должен выбирать время и место боя. Учитывая эффект неожиданности и собственную готовность. Тебе нужно время, чтобы подготовить свой дух. И чтобы подготовить возможные пути отхода. Ты не можешь выбрать благоприятное место атаки, но иметь выбор в отступлении ты можешь. Это главное. Ответный удар будет куда опасней! - Да, понимаю, - сказал Андрей, хотя, честно говоря, до сих пор не рассматривал будущее с этой точки зрения. - Если ответный удар тебя уничтожит, твоя... акция будет иметь обратный эффект! - заметил Зимородинский. - Я думаю, что сумею как-то сориентироваться, - сказал Андрей. - Твой недостаток! Ты солдат, а не полководец. В любом случае я советую выбрать именно семь вечера! - Почему? - Максимальное число противников. Психологически это тебе на руку. Им это даст ложную уверенность в себе, а тебе - наилучший пост-эффект. Кроме того, вечером рефлексы обычного человека притупляются. Кое-кто будет пьян или курнет травки. Работать с неподготовленной, расслабленной, дезориентированной группой проще, чем с шестью-семью вооруженными, готовыми к схватке бойцами. В комнате, набитой народом, стрелять не станут. Сразу не станут, а потом ты уже наработаешь себе преимущество, психологический прессинг. Тебя начнут бояться. Сам ведь знаешь, что победить восьмерых иногда сложнее, чем восемнадцать. Андрей, я абсолютно уверен, что ты управишься с двумя дюжинами рэкетиров, если инициатива будет за тобой. Ты прекрасно работаешь с группой. Они "потеряют" тебя на первой же минуте. - Как-то все просто у тебя выходит, - сказал Андрей. - Просто, если ты ухитришься проникнуть внутрь без сопротивления. Вообще-то ты достаточно уязвим. Один точный выстрел - и все. - Ты же сам учил меня уходить от ствола! - напомнил Ласковин. - Я не учил тебя уходить от снайперской винтовки. Или от газовой гранаты. Ты должен полагаться на чутье. Чутье опасности. И ты разовьешь его. Или погибнешь. Подумай, какой шанс для шага вперед! - Зимородинский улыбнулся. - Ты имеешь в виду, что, разгромив эту шарагу, я сделаю шаг вперед? - Нет, сэмпай! Я говорю об охоте, которая начнется потом. Ты будешь сражаться не за медальку, а за свою жизнь. Это большая удача. - А ты, - спросил Ласковин, спросил более резко, чем хотел, - ты сражался за свою жизнь? - Было дело, - кивнул Зимородинский. - И научись обуздывать свой боевой дух. Это звучит парадоксально, но так. Дух воина толкает тебя вперед. Сейчас - тоже. Если он будет управлять тобой, а не наоборот - мы больше не увидимся. - Значит, ты сражался за свою жизнь? - повторил Андрей. - И что же, тебе понравилось? - Нет, - ответил Зимородинский. - Но, как видишь, я жив. Ты покушал? - Да, спасибо. - Тогда отправляйся домой. Через два часа будешь спать сном праведника, так что поторопись. Если прижмет - звони. Если прижмет по-настоящему. - Спасибо, Слава. - Андрей поднялся. - Ты мне здорово помог! - Я буду молиться за тебя... ученик! - серьезно сказал Зимородинский. - Будь здоров, сэмпай! Когда мы увидимся снова, ты уже станешь мастером!