Командор Борислав взялся за ворот, словно он душил его и, не отрывая взгляда от окна, покрутил головой, ослабляя воротник. И, резко отвернувшись, ушёл.
…
42. Путь
Уходили быстро. Туннелями, шахтами, коридорами брошенной подземки и сети канализации. Вдыхали запах гнили и испражнений, протаскивая за собой проводников, жмурящихся на острые запахи и затыкающих лица рубашками.
Вываливший из очередной шахты в довольно цивильный коридор забытых подвалов, остановились – йахи тяжело дышали, прочищая лёгкие, а люди скривились у стены, освобождая желудки.
– Держишься молодцом, – откашлявшись, сплюнул Даниил коричневый ошмёток.
Алиса механически запустила ладони в волосы – пригладить рыжий всполох, но тут же бессильно опустила руки. Привести себя в порядок в условиях безостановочного бега было невозможно, да и Даниил на неё не смотрел. Он разглядывал дорогу вперёд, чутко прислушиваясь к шорохам на поверхности, к которой уже почти приблизились. Ноздри его трепетали, а глаза прищуривались, разглядывая что-то невидимое за серыми бетонными стенами.
«Братья йахаса» явно замешкались.
– Ну? – Даниил нахмурился.
Один из «братьев» лежал на земле, ещё приваливаясь к стене, но уже опрокинув подбородок на грудь. Он упал бы, если бы не товарищ, прижимающий его плечи к стене. Губы его шевелились, едва слышно повторяя:
– Сашка, Сашка… Держись…
Алиса подскочила первая. Присела на корточки, тронула за плечо склонившегося.
«Брат» обернулся к ней тяжело – опалённая кожа болезненно стягивала лицо в гримасу:
– Он умирает, йахаса…
Даниил присел с другой стороны. Оглядел умирающего, хмуро констатировал:
– Амбец.
Тронув пальчиком красный, запотевший липким потом, лоб умирающего, Алиса вгляделась в ещё видимую венку на виске и облизнулась:
– Я могу укусить его… Он будет жить. Но будет ли жизнь бета – жизнью?
Её скручивала жажда, заставляя кулаки сжиматься-разжиматься, а ногти темнеть.
Даниил покатал по скулам неудовольствие и отвернулся, постаравшись не столкнуться с девушкой взглядом.
– Йахаса, – проводник склонился, тронул её за ладонь. – Данное вами сделает его альфа. А это великая честь…
Алиса вздрогнула:
– Но… – и тут же замолчала. В расширившихся глазах заметался огонёк безумия. – Значит, все, кого я… О Дьявол!
Даниил глянул на неё и, тут же отведя взгляд, пожал плечами:
– Аля, а большая ли разница меж бетом и альфой, если и меж истинным и бетом её не было? Разница не в крови… Разница в чём-то большем.
«Брат йахаса», настороженно вслушиваясь в их разговор, видел, что товарищ затихает, и потянулся к Алиса:
– Йахаса, всё так и не так… Без помощи или без внутренней силы человек сходит с ума от укуса, кто бы его не сделал – альфа, бет или Прото. Только одно удерживает его от скатывания вниз после первого раза, когда он попробует кровь – вера. Вера в себя или что-то большее. У альф и истинных она есть, у тех, кто становится бета – нет. Пожалуйста, йахаса… Он будет вам добрым братом, если останется в живых…
– Плодим грех… – хмуро проворчал Даниил, отворачиваясь.
Алиса сглотнула, смотря на товарища, и, едва сдерживаясь, снова повернулась к проводнику:
– Есть…ну… другие способы?
«Брат» нахмурился и склонился:
– Вы – йахаса, вы – владеете… Ваша воля.
Она схватилась за виски, бессильно зашипела в опалённое лицо:
– Да говорите же! Я ничего не знаю!
Проводник смотрел в её дрожащие вздрагивающие вытягивающиеся зрачки всего несколько мгновений.
– Марк говорил, что истинным это возможно… Положите ладони на него, – тихо сказал он. – И захотите его излечить. Захотите, чтобы он жил… Если сможете перебороть желание… его крови.
Алиса сглотнула тяжёлую горькую слюну и медленно перевела глаза на лежащего. Последние судороги ударили по телу раз, другой, и он вытянулся, затихнув.
– Готов, – констатировал Даниил. – Пошли. Надо поторапливаться.
Проводник бессильно опустил плечи и обернулся к девушке:
– Пожалуйста, йахаса… – попросил он.
Даниил что-то проворчал себе под нос, угрюмо рассматривая противоположную стену. И Алиса поняла, что в этой битве осталась одна. Наедине с собой, с собственным голодом…
– Сейчас… – зашептала она. – Сейчас…
Потянула дрожащие руки к телу, тронула ещё тёплую кожу – опалённую, слоящуюся, – и почувствовала, как свело голодным спазмом нутро. Брюшина задёргалась, в такт разогнавшемуся дыханию, и рот наполнился тяжёлой горечью. Алиса задрожала, ощущая тягу. Её хотелось стремительно рвануться к податливой коже, взрезать одним укусом и, приподнимая губы, прижаться к ране, начать сосать уже вялую кровь в замерших сосудах. Она катала на языке предчувствие солёной сладости, и дрожала. Дрожала… В какой-то миг, не сдерживаясь, рванула вперёд, к самой коже и тут же одёрнула себя. Остановилась, почти касаясь дыханием опалённого горла мертвеца – ещё тёплого, ещё съедобного…
– Йахаса… – горько позвал кто-то за пределами сузившегося сознания.
– Не трогай её, брат… – потянулся вслед за ним знакомый голос: – Ей надо есть… Чтобы жить. А ему уже не поможешь…
И она вспомнила.
Открыла глаза, смотря вперёд, в замершую вену под натянутой кожей.