Со мной отправили самого молодого из стражников — довести до капитана Городецкого Самуила Архиповича, точнее к заму, что внесёт меня в список и выпишет документ участника турнира. К высочайшей ратуше, чей шпиль видно на всю округу, сбоку прилегает канцелярия. Там и обитает заместитель магмейстера.
Пришлось на ходу выдумать и подпись, и фамилию, а то упрямый дворянин напрочь отказывался выдавать документ. Видите ли, Игорь из Колывани — это неправильно. Сошлись на Колыванском. Хорошо ещё с отчеством не стал упрямится.
— Вот и хорошо, — подбодрил стражник, поправляя стёганку, после того, как яростно почесал плечо. — Документик-то береги.
Мы возвращаемся к воротам. Выходит на прогулку высокородный люд. Отряды стражи предельно усилены.
Я похлопал по кафтану в области груди.
— Не потеряю.
— А одежду смени лучше, вот что думаю, — поднял он наставительно палец. — Знаешь, я взял за правило крестьянскую робу таскать. Упырь этот проклятый, всё дворян норовит загубить, а так авось и не заметит.
— Так девок же ещё.
— На то она и девка, что когда для этого дела, то разница не велика. Хоть дворянка, хоть холопская дочь, — он вжал голову в плечи и оглянулся, ибо сболтнул лишнего.
Но я хохотнул и говорю:
— Это уж точно. Ну, до дому главное дойти, а там сменю.
— Вот-вот, смени. А то, когда ещё поймають этого страшилу. Комендант уж и награду назначил высокую.
— И сколько?
— Сундук золота! — выпучил глаза стражник. — Вот те зуб, я на сборе лично слышал. Потряс он бояр, да графьев.
— И князьёв, — вслед добавил я, задумавшись.
— Ага, и князьёв. Эх, вот бы и мне за дочку… тьфу! то есть дочь княжескую в жёны взять…
— Хах, — рассмеялся я, поняв, что он имеет в виду. — Проще уж вампира победить.
— Куда мне, Новику. Так и буду ворота охранять, — скис он.
— Родина большая, городов много. А в них ворот. Ты не их сторожишь, а Русь защищаешь. За великими полководцами всегда тысячи простых вояк.
В глазах стражника разгорелось пламя. Он улыбнулся и говорит:
— Можешь подбодрить. Ты прав. Руси-матушке служу и всеславному Императору.
— Держись! Ладно, увидимся ещё.
Добрались до ворот. Я махнул тем, кто оказался снаружи и не дремлет, а потом вышел на уже знакомую дорогу. Путь снова лежит к убежищу. Надо переодеться, а потом предстоит поиск особого места. В пылу событий и под гнётом чувств, я не сделал ни одной медитации. Отец бы выпорол за такое. Если был бы жив…
Путь минул без происшествий. Убежище, в сумраке пахучего после дождя вечера, встречает тёплым светом изнутри. Я словно домой возвращаюсь, где ждут и любят. Аж слёзы к глазам подступили и пришлось постоять-подышать, прежде чем войти.
— А я-то думаю, кто это к нам колёса катит, — рассмеялся Иван, стоило войти.
Я с радостью оглядел банду. Отбросы по сути, пропащие люди, а сейчас смотрю и сердце сжимается за них. Сроднились мы. И погибшего искренне жаль, но в глазах юных волчат нет грусти, ибо их вырастила улица. И я не могу их за это винить.
— Вечер в хату, друзья.
— Смотри-ка, по-нашему забалакал, а? — ощерился Шмыга. Остальные загугукали.
— С вами заговоришь, — усмехнулся я и плюхнулся на ящик. Взял с бочки-стола кусок хлеба. — Как «улов»?
— Дела идут, — отозвался Иван, — но мы с тобой впереди.
Я вспомнил утренний случай и ожидаемо спрашиваю:
— У Бахромы был?
Иван кивнул и цыкнув сплюнул.
— Пёсий выродок, посмел после случившегося мне предъявлять что-то. За убитого. Я сказал, что не наших рук дело. Смотрящий же рассудил обоюдку. У них там точно сговор с Бахромой. Чую, дело к резне идёт.
— Не парься, — дёрнул я щекой, — если что, помогу.
— Так нельзя, брат. Я не могу за тебя прятаться, — хмуро глянул Иван. Остальные притихли.
— А я не буду ждать, пока кого-то из моих друзей убьют. Хрен вонючий, сначала выделывается, на рожон лезет, а теперь ещё и предъявляет, — заметно разозлившись закончил я. Шею сдавил гнев. — Тварь паршивая, я их там всех в кашу уделаю. Мрази!
— Ну всё, всё, — вдруг улыбнулся Иван и чуть привстав, похлопал по плечу, — чего ты кровожадный-то такой? Я улажу вопрос, в конце концов пригрожу, что одного безжалостного убийцу пошлю, так они вмиг угомоняться. Знаешь, какой шум из-за этого убитого поднялся?
Я дернул головой, спрашивая.
— Ой, ребята не дадут соврать, — Иван глянул на своих и те дружно загомонили, подтверждая. — Так-то вроде понятно, что парнишку ты завалил, но человек не может пробить грудь рукой и вырвать сердце. Так что, страху нагнал порядком, брат. Никто толком понять не может, что случилось.
Я пару раз вдохнул и выдохнул, окончательно успокаиваясь. Иван прав, меня легко захлёстывала лютая ненависть. Душа молча страдает из-за смерти близких и жаждет отмщения, а люди просто оказываются не в том месте и не в то время.
Ребята молча смотрят. Спрашивать не будут, но интерес всё же горит.
— Давайте не будем об этом. Просто скажу, что за себя можете быть спокойны. Я держу себя в руках. Это точно.
— Хорошо, — кивнул Иван, — но тебе уже дали прозвище. Лютый.
— Да уж, — усмехнулся я.
— Нормалёк! — показал палец вверх Шмыга. — Зато бояться будут.