Инга

Постепенно все уладилось, тихо и без ритуалов. Инга еще иногда посматривала на Виву тайком, проверяя, не слишком ли печалится бабушка. Но та снова улыбалась и к выпускному сама нагладила зеленое платье, повесила его на плечики в ингиной спальне. А когда Инга надела платье и то прижалось к ней длинными ивовыми листьями, облегая плечи, очерчивая острый вырез с кулоном-слезкой в смуглой ложбинке, и повернулась к бабушке, бережно переступая ажурными босоножками, заплакала та.

— Ба, ты чего? — растерянно сказала Инга, поворачиваясь, чтоб через плечо увидеть себя в зеркале, — все нормально, ба?

— Детка… какая ты стала… Все, не буду больше. Иди сюда.

Она поднялась и, вытирая слезы, шмыгая носом, как девочка, взяла Ингу за руку и поставила рядом с собой, перед зеркалом. Стояли, одного роста — Вива в тапочках и Инга на каблуке. Светлая женщина с волной гладких волос, заколотых на затылке. И смуглая, в лиственном платье, с темным взглядом из-под черных бровей.

— Какая? — спросила Инга, недоуменно разглядывая себя, — ну, вроде такая же. Платье только красивое очень.

— Ты моя глупая. Иди. Повеселись хорошо.

Июнь шел и после праздничной суеты, после экзаменов и хлопот с документами, Инга, наконец, выдохнула и снова огляделась по сторонам. Отпуск. И школы нет. Снова лето. Такое, как было, но тогда впереди были планы. А теперь только непонятное ожидание. Вокруг шумно сверкало, кидалось в глаза яркими летними красками, верещало, чирикало, гремело легкими грозами. Лето.

И — пустота. После напряженного года особенно огромная, звенящая, как пустой котел.

Глядя с веранды, как Инга, надев выгоревшие шортики, медленно исчезает за ветками старой сосны, Вива озабоченно думала, срочно нужно что-то придумать для девочки. Иначе она сломается, после гонки длиной в год, которая кончилась пустотой. Пусть даже это временная пустота, а Вива знала — меняется все. И тихий период закончится тоже.

Рядом кашлянул Саныч. Повозил чашкой по скатерти.

— Телефон бы вам, Вика. Хочешь, схожу в профком, сейчас можно ставить без очереди. Были б деньги.

— Были б деньги, — эхом отозвалась Вива, — нет, Саша, спасибо. Давай немножко подождем. Чего? Перемен, конечно. Они будут.

Инга шла по набережной, мимо ресторанчиков и гуляющих. Такое все знакомое и теперь полное воспоминаний. Будто раньше она росла, как трава, а год назад вдруг стала человеком. И все поделилось, на прошлое, травяное бессмысленное. И новую жизнь, в которой есть свое прошлое, которое можно думать. Эта жизнь началась с Петра. И пошла разворачиваться…

— Михайлова! — окликнул ее знакомый голос.

Она встала резко, сумрачно глядя на загорелого до черноты Ромалэ. В модной рубашке гавайке, в светлых брюках, кажется, один тут в брюках, среди голых коленей отдыхающих… И хорошо. Она еще помнила, какой он — без всего.

Вдруг ступил плавно и стремительно, оказываясь совсем рядом. Держал глазами, и у нее запылали щеки и голос охрип.

— Чего тебе?

— О-о-о, — протянул, — ясенько. Колись, мечтала о Ромчике?

— Что? — теперь у нее горел даже лоб.

— А то, — он теснил ее плечом, подталкивая в тень за углом тира. Из-за цветной стенки слышались сухие щелчки выстрелов и смех. Зашептал, наклоняя к уху жаркие губы:

— Ложилась, да… Глазки закрывала. Думала, ах-ах Ромчик. Думала, как я тебя…

— Уйди! Пусти.

— Думала ведь? Ну? Ответь, тогда выпущу.

Инга шагнула в сторону, ткнулась лицом в подставленное плечо. Оглянулась на густую мешанину веток.

— Ну, — с веселой угрозой поторопил парень, улыбка сверкнула белым лезвием.

— Это был только сон, — с отчаянием сказала Инга, — пусти.

— О! — он отступил, наслаждаясь, — а я ж говорил! Не верила. Был сон, будет и дальше, Инга Михайлова. Беги.

Она обошла его и оглянулась. Стоял, смотрел задумчиво и слегка удивленно. И вдруг сказал, совершенно, как Вива:

— Какая ты стала…

Инга не пошла к морю. Побежала обратно домой, кусая губы и злясь. Какая? Ну, какая? В зеркале все та же Инга, среднего роста, ноги не выросли, ну ладно — с мускулами, а побегай каждый день в гору, в лесничество и обратно, да школа, да в Судак по серпантину. То же темное лицо и подбородок такой же квадратный. Заладили.

Пролетела мимо Вивы и Саныча в дом. С треском хлопнула дверь спальни. Саныч осторожно вздохнул. Сказал сокрушенно вполголоса:

— Это если б моя, значит, тут росла. Такое было б. Дела…

— Страшно, Саша?

Он собрался кивнуть, но увидел — Вива смеется. И заулыбался сам.

— Валера-янна, — певуче закричала через два двора Валя Ситникова, — Валерочка-янна, где там Иночка, ее к телефону.

Вива подняла палец, вставая и волнуясь.

— Вот! Началось, Саш. Ну, слава Богу, само началось.

— А? — сказал Саныч, не успевая поворачивать голову за исчезнувшей Вивой и мелькнувшей мимо Ингой, которую бабушка тащила к калитке. Подпихнула, перекрестив спину. И вернулась, уселась, откидываясь на спинку стула.

— И кто звонит? — поинтересовался Саныч.

— Не знаю, — Вива быстро откусила бутерброд и, жуя, рассмеялась, — какая разница, главное, все движется.