Инга. Мир

- Василий Демченко! - вещал Олега, под смех и возгласы толпы, - кандидат в мастера спорта по плаванию, преподаватель областной спортшколы!

- А-а-а! - закричали вокруг и захлопали.

На месте Васечкиной физиономии появились прищуренные глаза под русой челкой.

- Ольга Петровкина! - Олега кинул руку в толпу, кивая Олечке, - студентка Харьковского института культуры, будущий искусствовед!

... Сердитое широкое лицо и белесые брови, нахмуренные над светлыми глазами.

- Н-николай Кацыка! Первый парень на деревне, шу-чу, администратор конного клуба!

На экране светили всем полузакрытые глаза на светлом задумчивом лице, окруженном облаком волос.

- Анна Ковальская! Девочка, что заблудилась в цветке мальвы! Шу-чу! Дипломированный артист балета, лауреат фестивалей фриданса, постановщик танцевальной программы долины солнца! И любимая женщина о-о-ослепительного Оума!

Олега раскланялся, прижимая руку к сердцу.

- Вы слушаете?

- Да-а-а!

- Я продолжаю!

Сережа повел Ингу из толпы, а на экране мальчики и девочки таскали хлам, складывая в мешки, спорили, стоя и размахивая руками, сидели, смеясь, бежали, неловко в остановленном кадре поднимая коленки. И они же, стоя на песке, хохотали, показывая и узнавая.

- Стой тут.

Горчик убежал обратно и скоро вернулся, вместе с Колей. Тот вынимал из кармана ключи, передавая их Сереже.

- Меня Димон довезет. Та мы ж сегодня тут, так что, я как вернусь, заберу. Деду привет, ага. От всех.

Он помахал Инге и удалился.

Вместе они влезли наверх, где в лунном свете блестели машины и велики. От палатки им помахал неопознанный черный силуэт, сказал смутно знакомым голосом:

- Доброй ночи, Инга Михална. Серега, бывай.

Усаживаясь на широкое сиденье мотороллера, Инга сонно обиделась, пока Горчик тыркал, заводя машинку:

- Тебя как друга, прям - Серега. А меня по имени отчеству. Будто я какая бабушка.

- Уважают.

Сережа вырулил на грунтовку, там музыка и крики стихли, отгороженные ночными пологими холмами. Нагнулся, прибавляя скорости.

- Держись, Инга Михална! Через полчаса будем у Гордея! Супер, да?

- Ага! - ветер явился и кинулся в горячие лица, задергал воротник Сережиной рубашки. Он прибавлял скорости, смеясь, кричал, а перед ними на белой дороге прыгало пятно света.

- А как ты хотела, моя ляля? Жизнь бежит. Вон Олега и Нюха, в любой момент и мы с тобой - дед и бабка! Офигеть, да? Что?

- Остановись, говорю!

Скутер тыркнул и дернулся. Инга спрыгнула и побежала в сторону, исчезая в темноте.

- Инга? - Серега затоптался рядом, беспокойно вглядываясь в темень, - не смей далеко. Я за тобой.

- О! - слабым голосом ответила она, - да стой там. Щас...

И он стоял, пока не вышла, вытирая рукой рот. Снова села, свешивая ноги к земле по бокам послушной машинки.

- Поехали?

- Ты там что? Тебя рвало, да? Ляля моя, ты отравилась, наверное? Вот черт, я ж говорил, ракушки эти. А ты что конь, куда только влезало.

- Серый, иди сюда.

Он сел, оглядываясь на нее, и уже ставя ногу на педаль. Инга засмеялась.

- Олега ему. Нюха. У нас в семье, Сережа Бибиси, несколько, гм, другие традиции. Вот мама Зойка в сорок почти лет, хлоп и родила себе Ванечку.

- Р-р-р, ик... - сказал мотороллер.

В степи стало совсем тихо. Из темноты скрипели и журчали сверчки, далеко позади еле слышно играла музыка, вернее, от нее сюда доносились лишь барабаны, тумкали мерно, подчеркивая тишину.

- Инга, - сказал Горчик, поворачиваясь и беспомощно расставляя руки, - ты чего, ты да? Ты, что ли?..

- Угу, - согласилась она. Подождала. И попросила, с досадой смеясь его ошарашенному молчанию, - ну, едем?

Он молчал, неудобно сидя, упираясь ногой в землю и повернув лицо, видное ей смутно, с черным, обрисованным луной ухом. Потом медленно отвернулся, нагибаясь. Мотор послушно затарахтел, машина вильнула, выравниваясь, и поехала, со скоростью тихо идущего пешехода.

Инга немного обиженно обняла его через живот, устраиваясь удобнее. Через несколько минут черепашьей езды сказала в спину недовольно:

- Эй. Мы чего так ползем-то? И вообще...

Серега заглушил мотор. Сидел, опустив голову, топыря в стороны острые локти под закатанными рукавами рубашки. И вдруг сказал:

- А ямы?

- Какие еще ямы? - Инга очень хотела есть, и сильно уже устала. Сидеть было неловко, ноющая спина гнулась то в одну, то в другую сторону. И кажется, скоро снова придется бежать в степь, пописать. А ехать еще двадцать километров.

"Раз пять еще сбегаю, хоть трусы не надевай", прикинула сама себе. И терпеливо повторила:

- Что за ямы, Серый? Поехали уже.

- Ты вдруг упадешь? - в голосе прозвучало такое отчаяние, что она вдруг все поняла, умилилась почти до слез и засмеялась, сердито радуясь. Он был сейчас, как Олега, когда в пять лет ужасно боялся ночного Угомона, нарисованного не слишком умным художником в забытой детской книжке. Точно так же молчал, отказываясь говорить "спокойной ночи", а когда Инга сердилась, и вставала с постели - уйти к себе, говорил с отчаянием:

- Он вдруг... там. Или тут!