Понятие «уровень культуры» в системе показателей может быть интерпретировано как определенная мера категории «образ жизни», относимая к развитию семиотических систем и становлению семиотической техники. Если проанализировать это развитие, то вся человеческая история окажется упорядоченной по возрастающим степеням развитости семиотической техники, причем ведущим моментом является развитие техники речевого семиозиса. Мы получаем такую последовательность.
1. Дописьменность – родовой строй.
2. Письменность – становление цивилизации и государственности.
3. Воспроизводство и производство печатных текстов – образование наций.
4. Массовая коммуникация – общество XX в., ноосфера по В.И. Вернадскому.
Чем более развита семиотическая техника, тем дифференцированное социальная жизнь, том разнообразнее и тем более многопланово ее общественное отражение.
Именно в этом смысле говорит К. Маркс о будущем коммунистическом обществе как об организации высочайшего культурного уровня, позволяющего полностью проявить творческие силы человека, преодолеть историческое противоречие между индивидом и коллективом, человеком и природой, свободой и необходимостью [56] .
Попытка объединить различные аспекты социальной жизнедеятельности в зависимости от вида производственной и информационной семиотической деятельности, т. д. попытки рассмотрения целостного социального бытия индивидов, всегда были присущи исторической пауке и вообще историческому сознанию. Конкретные черты образа жизни совокупности людей порождены уровнем и характером культуры и сами порождают культуру в рамках этих черт.
Регулярно повторяемая повседневность, воспроизводимость образа жизни дает картину культуры, а развитие образа жизни в конечном счете видоизменяет данную культуру.
С исторической точки зрения образ жизни был тем синтетическим понятием, с помощью которого истолковывалось многообразие, социальных отношений. Это понятие издавна выступало как своеобразный интегральный показатель общественного строя. Как отмечает С.С. Аверинцев [57] , это понятие получает терминологическое оформление в выражении «Эйдос Зоэс» – образ жизни еще в византийском сборнике XII в.
Представление о важной, конституирующей роли образа жизни широко входит в философские, экономические и художественные тексты. Платон, Аристотель, Вико, Кондорсе, Руссо, французские просветители, представители художественной литературы XIX в. – все они рассматривают образ жизни как общую систему взаимодействия личности и социальной среды. Классическая политэкономия, утопический социализм, домарксистская философия истории исследуют образ жизни через эволюцию нравов и богатств, общественное сознание и социальную структуру. В существенной степени это понятие скрепляет философию истории Гердера и Гегеля.
В этом смысле образ жизни правомерно рассматривать как самостоятельное, социологическое понятие, с помощью которого возможно объяснение других понятий.
Такой подход к категории образа жизни сложился в своеобразную методологию эмпирического исследования. В этом исследовании ставится цель зафиксировать конкретные области социальной жизнедеятельности в избранных показателях.
Экскурс в историю эмпирических обследований образа жизни вплоть до ранних разработок концепций анализа социальной информации не безынтересен [58] , ибо он, во-первых, указывает на преемственность и закономерность развития современных информационных методов изучения социальной реальности и, во-вторых, более контрастно подчеркивает то новое, что принесено в современное исследование развитием техники, производством, развитием социально-экономических, семиотических, психологических и культурных отношений.
В истории познания социальных процессов эмпирическое исследование как информатический инструмент утвердилось с зарождением цивилизации, т. д. со времени распространения письменности. История сохранила свидетельства разнообразных формализованных наблюдений над явлениями общественной жизни. Результаты этих наблюдений отразились в древнейших законодательных памятниках Древнего Китая (Шу-Кинг), Индии (Дармазастра), насыщенных данными поземельных кадастров и переписей, и в Библии. Хорошо известны свидетельства Геродота о распространении численных социальных измерений в Древнем Египте и Персии. Опираясь на труды Платона, Ксенофонта, Плутарха и Аристотеля, современный историк может составить вполне обоснованное численное представление о социальном и демографическом составе населения античной Греции и Рима. То, что только в XVI в., т. д. почти через полторы тысячи лет, в Европе вновь начинает активно пробуждаться интерес к конкретному познанию эмпирии, подчеркивает, сколь сложным и длительным был процесс культурно-информационного вызревания общества.