Информаторы (СИ)

— Ясно, — стараясь говорить бодро, чтобы скрыть растерянность, ответил сержант. Однако по тону было совершенно очевидно, что на самом деле ничего ему не ясно! Но спорить с начальством, да еще в такой ситуации, себе дороже! Секунду поразмышляв, водитель предпринял единственно правильные, с его точки зрения, действия в данной ситуации. Он распахнул дверь для начальника и затем уже помог сесть Парфенову на заднее сиденье.

* * *

Спецфургон остановился. Парфен слегка пошевелился, разминая затекшие руки и ноги. Слегка — больше не позволяла теснота. Справа и слева к нему прижимались плечами два зэка. К ним, в свою очередь, другие. Но никто сейчас не вспоминал худым словом худощавого начальника, оставшегося с последней партией конвоируемых у железной дороги дожидаться второй машины. Все же дождь не капал за шиворот! А он потихоньку-полегоньку разошелся не на шутку!

Машина стояла, мотор работал, но высоченные ворота не спешили отползать в сторону.

Гришка сидел и слушал, как частые капли выбивают чечетку по крыше фургона. Он вспоминал день суда.

Глава 8

День с утра пошел несуразный, начиная с погоды.

Оставшиеся дни Гришка жил на даче за городом. Тарасов сказал, что это его дача, но Гришке казалось, что это не так. Вообще, теперь ко всем словам следователя парень относился с подозрением. Он больше не верил Олегу Андреевичу, менять что-либо было уже поздно. Конечно, отказаться от своих показаний можно было бы и на суде. Но тогда — прощай Парфенов-свидетель и получите Парфенова-обвиняемого в двойном предумышленном убийстве! Понятное дело, такой поворот событий Гришку совсем не устраивал. И, несмотря на то, что верить Тарасову Гришка перестал, он все же надеялся на благополучный исход для себя лично. Надежду свою он основывал на том, что все уже зашло очень далеко и вышестоящее начальство капитана тоже в курсе происходящего и не позволит Тарасову самовольничать. Да и поостеречься должен капитан после неудачного покушения — если это его работа! Если нет — то и те люди, на которых он работает, тоже не могут беспредельничать окончательно! Хотя… что про это говорить, когда даже в тюремных камерах-одиночках свидетелей убивают!

Тарасов в оставшиеся три дня мало общался с Гришкой, только по делу и только при крайней необходимости. После гибели его товарища между капитаном МУРа и свидетелем словно выросла кирпичная стена, ломать которую не собирался ни тот, ни другой!

Олег Андреевич понимал, что парень не виноват в том, что погиб «вечный старлей» — это была его работа и он ее выполнял. Так и написали на мраморе плиты: «погиб при исполнении».

Гришка действительно был прав: Тарасов отчасти винил себя в гибели друга, с которым проработал бок о бок в течение десяти лет. Но и ослушаться того, кто вызвал его по телефону, он не мог. Поэтому свое раздражение на сложившиеся таким роковым образом обстоятельства он вымещал на Парфене. Естественно, полностью дать выход своим эмоциям капитан не мог, поэтому просто старался не обращать на парня внимания. Олег Андреевич чувствовал, что может взорваться, и старался избегать Гришку. Тем более что во взгляде Парфенова появилось что-то такое, что очень даже не нравилось капитану.

После нападения Гришку перевели на дачу за город. Увезли той же ночью. Там не было телефона. Во всем остальном условия были гораздо лучше, чем в той двухкомнатной квартире.

Только теперь Гришке запретили любые контакты. Даже работники МУРа могли приезжать только из узкого круга посвященных. На вопрос Гришки, чья это дача, Тарасов хмуро буркнул, что его. Про себя Парфен ехидно отметил, что капитан российской милиции слишком размечтался, потому что такой коттедж он сможет себе позволить только лет через десять, когда станет полковником, если повезет.

В одном их настроение с Тарасовым совпадало — они оба считали часы и минуты до суда.

В то утро Гришка проснулся с особым чувством. Подобное состояние испытывает человек, когда просыпается в день своего юбилея. Но если именинник ждет приближения часа торжества с трепетом и радостью, то сердце Гришки выпрыгивало из груди от мысли, что через несколько часов решится его судьба.

Он проснулся очень рано и вышел на крыльцо. Охранявший его старший сержант, тот, что подобрал их с Тарасовым на машине в тот ужасный вечер, зевнул и вышел следом.

Солнце еще только начало свой путь по небосклону, показав из-за горизонта окрашенный багрянцем краешек. Облака кучерявыми барашками разной величины скользили с севера на юг. Ветер редкими порывами тревожил еще зеленую листву на деревьях. Было тепло.

Гришка сел на крыльцо, не спеша закурил первую в этот день сигарету и прищурился на восходящее светило.

— Дай сигаретку, — требовательно попросил у него милиционер, устраиваясь рядышком.

Гришка протянул ему мятую пачку «Явы». С тех пор как перестали приходить передачки от пацанов, про «Мальборо» пришлось забыть.

Едва они закурили, как землю накрыл сумрак и в лицо бросилась пыль. Тяжелое облако закрыло солнце, и ветер, словно ждавший сигнала, тут же ударил новым резким порывом.