Информаторы (СИ)

— Ты что, бля, танцуешь? Стой спокойно! Ноги шире, я сказал! — услышал он гневный окрик дежурного. Белобрысый майор довольно больно стукнул Парфену по щиколоткам, отчего тот едва не сел на шпагат.

«А какого обращения ты хотел? — иронично заметил он сам себе. — Ты — убийца! Ты теперь в их глазах — не человек!»

При всей немыслимости такого положения вещей Парфен невольно заставлял себя верить, что теперь это — горькая правда и с этим придется считаться!

Он спокойно стоял, пока торопливые ладони хлопали по его телу.

— Повернись. Что в карманах?!

— Деньги, ключи от квартиры!

— Что еще? Наркотики, колюще-режущие предметы, оружие?

— Нет.

Содержимое его карманов перекочевало в ящик. Туда же попал и его брючный ремень. На ногах были кроссовки, и Григорию пришлось вытаскивать из них шнурки.

— Фамилия, имя, отчество?

После стандартной процедуры Парфенов был водворен в изолятор временного содержания. Сокращенно — ИВС.

Тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним. Григорий потер руки и опустился на деревянное седалище. За решеткой «аквариума», как меж собой называли ИВС частые его клиенты, кроме Парфена, на этот раз никого не было. Молодой человек ловил себя на мысли, что совершенно не представляет, что ему делать. В таком состоянии он пребывал со вчерашнего утра, когда его палец нажал на курок пистолета. Все происходящее напоминало кошмарный сон, и Парфен все надеялся, что он вот-вот закончится. Единственным светлым пятном среди этого нелепого нагромождения было знакомство с Танюшей. Да и то — одно светлое мгновение и опять — жуть, полная жуть!

Григорий ненавидел себя лютой ненавистью за то, что за каких-то два-три дня, не думая, сумел изуродовать свою жизнь, состарить до предела родителей. И даже Татьяну, которую знал меньше суток, уже успел втянуть в эту грязь.

Тем не менее время бежало, а Гришку никто не беспокоил. Как бы то ни было, а одиночное заключение играло ему на руку. Совершенно шокированный неожиданным задержанием, молодой человек постепенно пришел в себя. Поначалу он не был ни на что способен, кроме самобичевания. Успокоившись, Григорий волей-неволей принялся анализировать положение, в котором оказался.

«Почему на допрос не вызывают?» — этот вопрос мучил его сейчас больше всего.

Из кинофильмов и детективных романов Григорий Парфенов знал, что преступника всегда стараются допросить по горячим следам, пока он не пришел в себя и не успел подготовиться.

«А может, взяли всех наших и трясут сейчас, а меня на потом оставили? — начал задавать себе вопросы парень, от напряжения морща лоб. — Откуда-то узнали, что стрелял я! А вдруг менты ничего не знают и просто на понт меня брали?! — родилась в голове робкая надежда. — Вадька Свирид вряд ли им мог что сказать, а так… откуда они знают, что я стрелял? Может, я просто в машине сидел! Интересно, Свирид пришел в сознание или нет? — была его следующая мысль. — Как он там? Выплывет или… нет?!»

Неожиданно Парфен поймал себя на том, что к приятелю, которого он еще вчера старался спасти всеми силами, сегодня у него было не такое однозначное отношение. Невольно закрадывалась тревога, что, спасая свою жизнь, Вадим сдаст его ментам. И тревога эта заставляла его невольно желать, чтобы Свирид не очнулся как можно дольше…

«Или, может быть, ты теперь хочешь, чтобы он вообще не очнулся? — откровенно задал себе Парфен нелегкий вопрос и не смог на него ответить. — Сколько же осталось в тебе человеческого?» — неумолимо вновь поинтересовалась совесть.

Но сейчас ее голос заглушался чувством страха. Элементарным животным страхом за свою жизнь, которой угрожала реальная опасность — настолько реальная, что дальше некуда!

«Мент не просто так сказал: «Убийца!» Он с-сказал это не-спроста! А вдруг… вдруг Свирид уже пришел в себя и дал показания?! Тогда все — кранты! Можно подчистую сдаваться! Ну нет! Я еще поборюсь! Смертную казнь заморозили, славу богу, а пожизненное — за что? За бандита, убийцу? Который народу за свою жизнь поубивал пропасть, наверное? Да они еще и благодарны мне должны быть!»

Взвинчивая сам себя таким образом, Григорий метался по камере. Он не мог оставаться на месте — нервы были слишком напряжены от долгого ожидания. Но проходили томительные минуты, а дверь камеры не открывалась и не открывалась. Парфен начал уже ловить себя на мысли, что чутко прислушивается к шагам в коридоре и досадует, когда они заканчиваются не у его двери!

* * *

Так-так — продолжают выстукивать колеса поезда.