Инферно

– Кое-кто считает, что причина, по которой у посмертной маски Данте такое печальное выражение, является его изгнание, но я считаю, что дело в другом. Я по натуре романтична и думаю, что причина печали связана с женщиной по имени Беатриче. Дело в том, что Данте всю свою жизнь страстно любил девушку, которую звали Беатриче Портинари. Но она, увы, вышла замуж за другого, и Данте потерял не только родную Флоренцию, но и любовь всей своей жизни. Его чувство к Беатриче стало центральной темой «Божественной Комедии».

– Интересно, – вежливо заметила Сиенна, но было видно, что она не очень-то и слушала. – Только я все равно не понимаю, почему маска хранится в этом дворце.

Марта сочла настойчивость Сиенны как минимум странной и граничащей с неуважением.

– Видите ли, – продолжила она, двинувшись дальше, – когда Данте умер, запрет на его возвращение во Флоренцию продолжал действовать, и его похоронили в Равенне. Но поскольку любовь всей его жизни Беатриче похоронена во Флоренции и сам Данте очень любил этот город, решение поместить здесь его посмертную маску – это своего рода дань памяти великому человеку.

– Понятно, – кивнула Сиенна. – А почему для маски выбрали именно это здание?

– Палаццо Веккьо – старейший символ Флоренции, а во времена Данте было сердцем города. В соборе есть знаменитое полотно, на котором изгнанный Данте изображен под стенами города, а на заднем плане видна столь дорогая его сердцу башня палаццо. Как бы то ни было, то, что маска находится здесь, – для нас своего рода символ возвращения Данте на родину.

– Потрясающе! – Судя по всему, на этот раз Сиенну ответ полностью удовлетворил. – Спасибо!

Марта подошла к двери и постучала три раза.

– Sono io, Marta! Buongiorno![19]

Послышался звон ключей, и дверь открылась. Пожилой охранник устало улыбнулся Марте и посмотрел на часы.

– È un po’ presto, – заметил он. Немного рановато.

Вместо объяснения Марта показала на Лэнгдона, и охранник сразу просиял:

– Signore! Bentornato! – С возвращением! Рад снова вас видеть!

– Grazie, – поблагодарил Лэнгдон как можно приветливее, пока охранник пропускал их внутрь.

Они прошли через маленький вестибюль, где пожилой охранник сначала отключил сигнализацию, а потом открыл вторую, более солидную дверь.

– Ecco il museo! – Пожалуйста, проходите в музей!

Марта благодарно улыбнулась и повела гостей внутрь.

Эта часть дворцового комплекса раньше предназначалась для государственных учреждений, поэтому экспонаты здесь располагались не в широких и просторных галереях, а в среднего размера залах, которые вместе с коридорами образовывали настоящий лабиринт, занимавший половину здания.

– Посмертная маска Данте за углом, – пояснила Марта Сиенне. – Она находится в помещении, которое называется l’andito, по сути, узком коридорчике, соединяющем две комнаты. Маска выставлена в старинном шкафчике у боковой стены и видна, только если с ним поравняться. Поэтому многие посетители проходят мимо, даже не замечая ее!

Лэнгдон зашагал быстрее, глядя прямо перед собой, как будто маска притягивала его. Тихонько дотронувшись до Сиенны локтем, Марта прошептала ей на ухо:

– Похоже, вашего брата интересует только маска, но раз уж вы здесь, то обязательно должны увидеть хотя бы бюст Макьявелли или глобус в нашем Зале карт.

Сиенна вежливо кивнула в ответ, но не стала сбавлять шага и тоже смотрела только вперед. Марта едва за ними поспевала. В третьей комнате она все-таки отстала и остановилась перевести дух.

– Профессор! – крикнула она, тяжело дыша. – Может… вы покажете сестре… что тут есть еще… а потом уже маску?

Лэнгдон рассеянно обернулся, будто его оторвали от каких-то важных размышлений.

– Прошу прощения?

Задыхаясь, Марта показала на ближайший стенд:

– Вот, например… одно из первых… печатных изданий «Божественной Комедии»…

Лэнгдон увидел, что Марта вытирает со лба выступившую испарину и никак не может отдышаться, и ему стало ужасно стыдно.

– Марта, ради бога простите! Ну конечно, мы с удовольствием посмотрим.

Лэнгдон вернулся, и Марта подвела их к старинной витрине. За стеклом лежала книга в потертом кожаном переплете, раскрытая на титульной странице, где витиеватым шрифтом было выведено: «La Divina Commedia: Dante Alighieri».

– Невероятно, – удивленно пробормотал Лэнгдон. – Я узнаю фронтиспис. А я и не знал, что у вас есть оригинальное издание Нумейстера.

Но это неправда, растерянно подумала Марта. Я же сама показывала его профессору вчера вечером!

– В середине пятнадцатого века, – торопливо стал объяснять Сиенне Лэнгдон, – Иоганн Нумейстер напечатал первое издание этой книги. Тираж был несколько сотен экземпляров, но сохранилось всего около дюжины. Это очень редкое издание.

Марта решила, что Лэнгдон просто разыграл неведение, чтобы произвести впечатление на сестру. Для профессора, известного в научных кругах своей скромностью, такое поведение было, по меньшей мере, странным.