Infernal

Причёсываясь у зеркала, я сказал, что мою машину сожгли. Адель отнеслась к новости хладнокровно, не сочувствуя, и не улыбнулась злорадно, как будто заранее гадала на кофейной гуще или картах Таро, предрекая кончину Маздочки, либо лично наблюдала, как горит она ярким пламенем через золотой куб или в волшебное зеркало. У ведьмы должны быть какие-то причиндалы, если ведьма настоящая. Но ведьминских удостоверений у Адель я не проверял, если таковые существуют в реальности. Должны быть корочки, ведь как в песне поётся: «Просто я работаю волшебником», а перефразировав её на Адель, песня звучала бы иначе: «Просто я работаю ведьмой!». Ничего личного…

Дождь моросил, поливая нас, как грибы. Адель пряталась под зонтиком, а я мочил макушку и свитер. Ни за что не встал бы с ней под одну крышу. Ни за что.

Такси проезжали мимо и не желали останавливаться. Я попросил Адель прочесть заклинание. Вместо него она прочитала стихотворение. Как я и предполагал, все её шедевры являлись заклинаниями, в чём Адель никогда не признавалась, но я успел её вычислить, и она не отпиралась. После озвученного текста первое же такси притормозило, чуть не окатив нас брызгами водостока. Сложив зонты, мы уселись каждый сам по себе. Я спереди, Адель сзади, командуя парадом. Я понятия не имел, куда мы мчимся, а такси двигалось в сторону области.

«За город», – заключил я и поёжился, – «Недавно вернулся оттуда».

Но даже до пригорода такси не доехало. Адель попросила сбавить обороты и внимательно глазела в окна. Дождь прекратился, оставив на память запотевшие стёкла.

Таксист попался молчаливый, неказистый, побритый дешёвой пеной, как очищенный огурец, не произносил лишнего, но послушно выполнял все её приказания. Хороший муж, покладистый, верный – мечта любой домохозяйки. Гораздо лучше любого моряка: уходит из семейного очага ненадолго, но зато регулярно возвращается с выручкой.

Таксист был славянской внешности, в коричневой кепке и замшевой куртке. Счётчик у него имелся, успевая насчитать мне приличную сумму. Платить за разъезды ведьмы я не собирался. Меня с ней вообще и нет – я где-то глубоко-глубоко в себе. Кружились мы долго, пока Адель не приказала остановиться у невзрачной заправки. Рядом располагались одинокий минимаркет и придорожная забегаловка. Зачем мы приперлись в эту дыру – одной Адель известно, если это не очередной поэтический прикол. Я ненавидел её приколы.

– Выходим! – вздохнула она и дёрнула ручку, увлекая меня в сторону забегаловки.

– Где мы?

– Тебя носом ткнуть в карту?

Я не ответил. Адель сама не представляла, как припёрлась сюда, по велению сердца, на ощупь, как поисковая собака в поисках наркоты.

Пройдя мимо бензоколонки, мы зашли в кафе «Бриз». Внутри парились несколько дальнобойщиков из припаркованных вдоль дороги закопчённых фур. Дальнобойщики раскуривали «Приму» и хлебали украинский борщ. Не шумели, увлечённые ужином, но дымили по-страшному. Не болтали, но злорадно сопели и шмыгали забитыми ноздрями.

Адель завела меня в угол, подальше от посетителей, и усадила за круглый стол.

Из бара выглядывали лукавые чернобровые глазки, которые я приметил ещё со входа. Глазки изучали меня, не решаясь показаться во всей красе. Эти тайные очи принадлежали официантке. Когда она показалась из-за угла, я приоткрыл рот – слишком красивая девочка для придорожного кафе. Что она забыла в этом захолустье? С её данными легко устроиться в приличном месте или штурмовать подиумы Парижа. Иногда я не понимал, почему многие люди так слабо верят в себя и довольствуются малым, когда способны на большее. Когда чужие дяди видят в них гигантские перспективы, а они не замечают в себе ничего примечательного, ограничиваются пустяшными поручениями, сидят в конурах, не высовываясь, стесняясь, боясь и культивируя заниженную самооценку. В шоубизе бездарности сплошь и рядом пробирались на пьедестал, сметая всех на своём пути, а таланты скромничают по медвежьим углам, и их приходится долго уговаривать, влияя психологически, чтобы хоть чуточку раскрепостить и заставить поверить в себя. К их числу относилась и эта девушка, на мой первый, скромный, но профессиональный взгляд. Когда она подошла, я уверился в обратном. Она не была скромняшкой. Напротив – чрезмерно похотливый взгляд, возбуждающий и одновременно пугающий. Меня давно напрягали почти все женщины, и я боялся любой юбки, что смотрела мне ниже пояса, а эта стерва смотрела и на меня, и ниже пояса. Я засуетился и зашаркал кроссовками «Nike», подходящим к джинсам «Armani».

– Мы опоздали? – угрюмо спросила Адель.