index

— Боюсь, шэро баро, он в первую очередь тебя надул… — сказал Данил. — Твой мальчик опасно заигрался с Бесом. Потому я и говорю честно — не всегда уже понимаешь, чьими стали твои мальчики… Не знаю, как он работал на тебя, но в последнее время твой Жора влез в наши дела так, что впору идти жаловаться стороннему человеку, чтоб рассудил…

— Данил, а ты его ни с кем не путаешь? серьезно спросил Басалай. — В самом деле, Жора честно работал все, что ему поучали. Слышал я, конечно, что он и с Бесом пару раз покурлыкал, но ты же знаешь — иногда без дипломатии не обойдешься.

— Это уже не дипломатия, — сказал Данил. — Не далее, как сегодня он на меня пытался натравить мальчиковое Восточного, а потом из его машины палили по моей, как, прости господи, задрюченные ковбои… Я к теоене жаловаться пришел, Басалай. Не такой я хилый, чтооы жаловаться. Я к тебе пришел сказать: «Не пройдет получаса, как мы твоего Жору обидим так, что мало ему не покажется. И поскольку лично я тебя уважаю, пришел предупредить, как честный человек. Если что-нибудь имеешь против, говори сразу, будем перестраивать диспозицию на ходу. С учетом того, что Басалай заупрямился, хоть и знал, что обида наша велика…»

Басалай задумчиво прикрыл глаза. Данил знал: сейчас под высоким лбом идет молниеносная и тончайшая работа мысли, недоступная лучшей вычислительной машине.

— А по-другому ты никак не можешь? — Басалай открыл глаза.

— Увы… — развел руками Данил.

— Ну, коли ничего не поделаешь… Да в конце концов он и гажи… (чужак, мужчина нецыгаиской национальности). И не ты первый про него говоришь плохое… Ничего тут не поделаешь, Данил. Сам виноват. Со родсс, кодя аракхэс что ищешь, то и найдешь… Разбирайся с ним, как хочешь, только постарайся сделать так, чтобы потом обо мне никто не подумал ничего плохого…

— Уж за это не беспокойся, сказал Данил. Значит, без обид, шэро баро?

— Какие обиды? Вы мне сделали добро я вам всегда готов добром ответить, — Он бросил быстрый взгляд в сторону двери в соседнюю комнату (определенно там был кто-то), понизил голос: Данил, как между старыми друзьями: нет ли на продажу царского золота? Твоего личного? Болтают, завелось у вас сумнакайорро… (золотишко).

— Откуда? Да еще у меня?

— Мое дело сторона, не хочешь, не говори. Но если надумаешь лучше меня никто не заплатит. Могу даже зелеными.

— Да с чего ты взял? Басалай подмигнул:

— Данил, помнишь нашу Дарку?

— Такую не забудешь, хмыкнул Данил.

— Фантомас вокруг все вьется, как грает(конь) вокруг кобылки. Зовет в жены, чтобы все было по честному. И говорил ей на днях, будучи подпитым, что вы с Кузьмичом выкопали-таки клад Булдыгина, сплошь монеты с разными императорами, только он его у вас отнимет и увешает Дарку империалами от ушей до пяток. Положим, не Фаитомасу отбирать у вас клады, но слушок этот он не сам выдумал, гуляли такие разговоры… Словом, если будешь искать покупателя на монеты — лучше друга Басалая никто не заплатит.

— Тьфу ты, — сказал Данил. — Да не было никакого булдыгинского клада, чтоб я так жил. А Фантомас уже империалами никого не увешает, хлопнули Фантомаса с утра пораньше…

— Пхандало леско дром! (буквально: «закрыт ему обратно путь!», заклинание, отгоняющее привидение, дух покойника, нечто вроде русского «чур меня!») — черные глаза цыганского барона засветились неподдельной тревогой. — Вот, значит, как… Ну, прости, если не то сболтнул…

«Второй раз уже всплывает базар о кладе, — угрюмо подумал Данил. — Поневоле начнешь хвататься за любую соломинку — может, Булдыгин и в самом деле не все успел выкопать, сбегая в заграницы? А Вадик проведал. А Бес проведал, что Вадик проведал… только куда пристегнуть при такой версии наркотики в стульях и прочие головоломки?»

Закрывая за собой высокую зеленую калитку, он имел все основания занести в свой актив еще один плюсик: этикет соблюден, как и положено меж белыми людьми, отдал Басалай своего нашкодившего кадра. Положим, он и так не особенно ерепенился бы, будучи поставленным перед фактом, но правила хорошего тона требуют дипломатии…

…Они рванули из двух резко затормозивших микроавтобусов, как черти — дюжина верзил в камуфляже и спецназовских черных масках с дьфками для глаз и рта, обшитыми красной тесьмой ради пущего форса. Двое остались на стоянке, а остальные в хорошем темпе бросились к низенькой кирпичной мастерской. Данил бежал третьим. Дверь отлетела от пинка массивным черным ботинком, они ворвались внутрь, под яркий свет, рассыпались в обе стороны, навели короткие автоматы.

— На пол, суки! — заорал Степаша. — Всем лежать! — и чиркнул короткой очередью по ближайшей грозди ламп.

Застигнутые врасплох торопливо плюхались на пол, кто-то промедлил, и ему тут же прилетело под ребра подошвой, а подошва была толстенная. Шестеро гавриков — причем двое столь испуганно скорчились, закрывая ладонями головы, что были людьми явно сторонними, но Данил не собирался сейчас вдаваться в такие тонкости.

— Заберите стволы! — скомандовал он, чувствуя себя окрыленным и веселым. — Пусть потом жалуются дяденьке милиционеру…