— Ом мани падме хум, Харе Кришна баббле гум… гу! И при этом еще, стараясь не переигрывать, вихлялся туловищем, подрыгивал ногой. Когда-то в Кабуле он наблюдал дервишей и сейчас пустил в дело кое-какие пируэты из их репертуара. Его ребята двигались следом, дружно подтягивая:
Чаттануга чуча, чаттануга чуча… гой, дай, халия… Даже детишки во дворе не удостоили их взглядом. Шантарск, совсем недавно еще закрытый город, успел налюбоваться разнообразнейшими цветочками перестройки — и «Детьми Галактики», и лысыми кришнаитами, и босоногими йогами, и «зелеными» в черных балахонах с намалеванными скелетами, и причудливо разукрашенными казаками (лампасы — Оренбургского войска, околыши фуражек — Уральского, а погоны вообще непонятно чьи), и последователями новоявленного Христа-Варфоломея, и августовскими защитниками Белого Дома (камуфляж, дикие глаза, значки-блюдца с портретом Ельцина против сердца), и октябрьскими защитниками Белого Дома (камуфляж, дикие глаза, значки-блюдца с портретом Руцкого против сердца), и крайне живописными Сибирскими Друидами…
Они спустились в подвал. Охранник встал из-за стола, но не похоже, чтобы встревожился: просто лениво двинулся наперерез, таращась на них с брезгливой отрешенностью здорового психически мужика:
— Ну, чего, чего?
Данил осенил его цветком, словно распятием, и веж ливо сказал:
— Шалом, хава нагила, бисмилла. Ба ширинзабоншс лутфу хуши, тавони, ки филе ба муе каши (Язык фарси, строчка из стихотворения поэта Саади: «Ласковым словом можно и слона на волосинке водить»).
— Не, мужики, вам кого?
— Милый астральный брат, — сказал Данил. — Мы, слуги четырнадцатого уровня золотого сечения Высшего Разума, прибыли в ваш город, средоточие кармической праны и пранической чакры, дабы ощутить благословенную ауру духовной повелительницы вашей… — он словно бы нечаянно наступил качку на ногу, и тот отпрянул. — Позволено ли будет адептам приблизиться к вещунье академиума сего?
— Не, ну так бы и говорили, — парнишка потерял к ним всякий интерес. — Райка… тьфу, Матерь Астральная, вон там. Во-он в ту дверь… — он призадумался и с тягостным вздохом родил:
— Грядите, во! Грядите туда, мужики, грядите… Там она… вещует….
Данил громко откашлялся. Степаша элегантно и четко заехал охраннику в солнечное сплетение, сцапал за ворот и брючину, сложил вовсе уж вдвое. Подскочил Рашид, молниеносно сковал наручниками запястье и лодыжку битого. Жора тем временем бесшумно затворил железную дверь и повернул головку замка.
Данил вырвал из гнезда телефонный провод, подошел к одной из двух дверей. За ней обнаружился крохотный туалет, так что с этого направления сюрпризов ждать не приходилось. Из-за другой двери едва слышно доносилось нечто вроде монотонного пения, порой прерывавшегося хоровыми вскриками.
Охранник наконец смог перевести дыхание. Данил подошел к нему, присел рядом на корточки, охлопал ладонями, забрал заткнутый за пояс «Макаров» и сказал:
— В австро-венгерской армии такая поза называлась «шпангле». Нерадивые солдатики сутками валялись и не дохли, так что ты полчасика вытерпишь… Молчать! Отвечать только на мои вопросы, причем — тихо. Ты понял меня, или ударить тебя? Понял, козел?
Охранник, пялясь на него с ненавистью, закивал.
— Ты тут один? Или сколько?
— Один… — хрипло прошептал охранник. — Там только шизы…
— Кого пасешь?
— Ну, сторожу…
— Кто поставил? — Данил сунул ему под нижнюю челюсть ствол его же собственного «Макара». — Мочкану, как комара… Кто тебя сюда поставил?
— Хиль…
— Жорка Хилкевич?
— Ну…
— А зачем ты здесь?
— Я чо, знаю? Хиль велел смотреть, чтоб на Райку не наезжали…
— Под Хилем ходишь?
— Ну.
— А он? Под Бесом?
— Под Басалаем.
«Опаньки, — сказал себе Данил. — Вот это новости. С какой стати, скажите на милость, Басалаю выступать против Кузьмича? Очень уж неравны весовые категории, а Басалай мужик осторожный и каменные стены лбом сроду не таранил, нет у него такого обычая…»
— Что ты мне заездишь? — сказал Данил ласково-грозно. — Подвальчик этот «Крогер ЛТД» оборудовала?
— Ну.
— А откуда в «Крогере» Басалай? Его там и близко нет…
— Не мои проблемы. Только Хиль ту суется и с Кроге-ром, и с Басалаем. И когда охрану ставили, он меня сюда и сунул…
Даже если он не врал, картину это ничуть не проясняло. Потому что и Крогер был неподходящей кандидатурой для добровольного камикадзе. Разве что его нарочно вытолкнули вперед, как тех лучников-смертников, что бежали впереди фаланги…
— Ну, полежи пока, — сказал Данил. Встал с колен, сделал Рашиду знак стеречь пленника, а сам кивнул двум остальным и тихонько открыл ведущую в глубь подвала дверь. Чалмы они так и не сняли, некогда было.
За дверью обнаружился узкий коридорчик. И там справа и слева — по двери, и обе приоткрыты. За той, что справа, — нечто вроде крохотного офиса: стол, кресла японский факс, на стене портреты каких-то ветхозаветных субъектов с буйными бородищами и напряженно-застывшими взглядами психопатов — судя по стоячим воротничкам с загнутыми углами и широким галстукам, звезды и патриархи спиритизма начала века.