index

— Помилуйте, уж для вас-то… Прошу!

Секунд через сорок на столе у секретарши пискнул селектор и послышался быстрый тенорок господина Филимонова (для друзей — Соколика):

— Анжела, я занят, никого! Никого, понимаете?

— Понимаю, — ответила Анжела (понимавшая и в самом деле гораздо больше, нежели предполагал патрон). — Вас нет…

В кабинете Филимонов отключил селектор, поерзал в кресле — но глушитель китайского ТТ столь же крепко давил ему в висок. Данил одной рукой выдвинул ящики, глянул бегло:

— Надо же, ни одного ствола, хоть паршивого… А из чего же ты стреляться будешь, возникни такая нужда? Или будешь в окно сигать? Так третий же этаж, а внизу газон хороший, еще обкомовской посадки, ноги только поломаешь, и получится похабень…

— Слушайте, вы могли бы…

Данил улыбнулся, отвел ствол — и ударил ребром ладони меж шеей и плечом, не особенно сильно. Соколик скрючился в кресле, шипя сквозь зубы и потирая ушибленное место.

— Ну кто тебе вбил в голову, что ты можешь стать очень богатым? — спросил Данил участливо. — Сам придумал? Что меня убивает в нашей интеллигенции, так это мания величия, доходящая до полного сюрреализма… Я понимаю, везде есть продажные политики, которых лепят из дерьма, чтобы за регулярные конвертики плясали так, как хозяину угодно. С тех пор, как финикийцы придумали деньги, и пошла карусель… Но любой западный продажный сенатор четко знает длину своего поводка — а вам все мерещится, будто вы личности и свободные художники. Мало тебе платили? Мало капало процента? Ну кто тебе сказал, бледная спирохета, что ты способен самостоятельно вязать интриги? Из тебя, дерьма, человека сделали, а ты? Сидел бы до сих пор в своем институте, мусолил неорганическую химию да побрякивал медалькой за первую оборону Белого дома… Статейки бы кропал про реформы и мешающие им происки… Нет, он полез в комплоты… Ты, образованщина, помнишь, что такое комплот?

— Заговор…

— Велл, — кивнул Данил. — Только заговоры — удел сильных. И хитрых. А ты не хитрый, ты хитрожопый. Тебе на роду написано было плясать под дудку… — он отвел пистолет, потом вовсе заткнул его за пояс. — Дай-ка лапку…

Вынул из папки небольшой никелированный пистолетик, сунул его в правую руку Соколику, (дав крепкий подзатыльник, когда тот попытался шарахнуться), старательно свел пальцы на рукоятке, прижал. Сунул пистолетик в чистый целлофановый пакет, а пакет — обратно в папку. Удовлетворенно хмыкнул:

— Ну вот ты и убивец вдобавок… Дай-ка сигаретку, у тебя всегда хорошие. И сам закури, помогает. Выпить есть?

Соколик, отчаянно кивая, показал на полированную панель. Данил принес оттуда бутылку и рюмки, все время держа собеседника в поле зрения. Разливая, фыркнул:

— Я-то думал, к двери кинешься, нацелился пресечь… А ты еще хлипче, чем мне казалось. Милый, нужно было держать в столе пистолет, засветил бы мне в лоб, и доказывай потом… Я конечно, не подставился бы под пулю так просто, но все равно, следовало побарахтаться.

— Зачем вы… — Соколик кивнул на папку.

— Это? — Данил смотрел на нее так, словно увидел впервые. — Ах это… Да видишь ли, Каретникова кто-то хлопнул не далее чем полчаса назад. И свидетели есть, на тебя показывают. А теперь есть и пушечка…

— Я был в кабинете…

— Подумаешь, — сказал Данил. — Выясню точно, когда тебя в кабинете не было, свидетели показания подисправят. Главное, пистолетик тот же самый, можешь мне поверить. Есть еще кое-какие расписки и кое-какие счета, есть видеозаписи, где ты лялек валяешь прямо по ковру… Да много чего есть, откровенно говоря. Подумаешь, сам составишь полный список. Котэджик есть кирпичный, две машины в гараже, жена в брюликах, дочка в МГУ… Ну чего тебе не жилось, козел?

— Меня заставили…

— Ну конечно, — сказал Данил. — Раскаленным железом пытали.

— Значит вы… Каретникова…

— Да что вы такое говорите, сокол мой ясный? — изумился Данил. — Не я, а вы, родимец. Совесть чекистская в Максиме заговорила, вспомнил он заветы Железного Феликса и совсем уже собрался предать гласности ваши темные махинации, пятнающие ряды реформаторов. Вот вы его за это и насмерть убили из пистолета. Лежит сейчас Максимушка холодный и неживой, а милиция из него пули достает, в лупу разглядывает, родное ФСБ клятву мести над хладным трупом произносит… Может, съездим и посмотрим? Да не закатывайте глазки, шучу…

Максим был живехонек. А пистолетик, красивый снаружи, внутри пришел в полную негодность. По Данил не собирался посвящать эту мразь в такие тонкости. Он не чувствовал ни малейшего удовлетворения, ломая продажную шкуру — просто следовало сработать на совесть, притоптать каблуком и растереть. Были, конечно, все помянутые козыри — но столичная комиссия совсем другие бумажки будет листать, свои…

— Но вы же понимаете, что на следствии непременно заденут и ваши дела…

Ага, вот так? Тем лучше… Смирился со следствием…

— Наши дела? — улыбнулся Данил. — Это которые?

— Всякие…

Данил нагнулся к нему (Соколик инстинктивно отшатнулся), пощупал лацкан пиджака из заморской ткани с переливами: