Омаа снова вырывается из-под контроля, приходится удерживать внешние проявления, чтобы остальные Стражи не заметили. Дурь какая-то, радоваться должен — и за императора, с такой-то идеально подходящей женой, и за императрицу, от которой сегодня столько волн удовольствия расходилось. И за себя тоже: достойная служба, даже не мечтал о такой. Какого Раума тогда омаа беснуется, почему все их движения внутри отпечатываются, тихий шепот слышнее громкой музыки, терзавшей мои уши на приеме!
Ноэлия медленно идет к спальне, плотные потоки усталости. Размышляю, окликнуть ли, не положено мне уходить, пока не отпустила. Но ведь наверняка просто забыла, не привыкла еще. После шумного зала здесь почти тихо, тоже хочется упасть в кровать и отдохнуть, наконец.
— Дарсаль, — вдруг останавливается, оборачивается. — Я спросить хотела… если Стражи так слышат, то наверное,… как вы вообще все эти приемы выдерживаете?
— Нормально, моя госпожа. Мы умеем менять восприятие… в некоторых пределах.
Ноэлия кивает, рискую все же поинтересоваться:
— Я вам больше не нужен?
— Отдыхай! — улыбается, по-моему, после легкой заминки. — Доброй ночи!
— Доброй, моя госпожа, — откликаюсь. Доводилось мне сталкиваться с некоторыми молодыми женами некоторых приближенных императора, только-только попавшими во дворец. Слышать, что другие Стражи о них говорят. Возможность помыкать хоть кем-то — слугами, охраной — это первое, что они усваивают безукоризненно. Интересно, как долго продержится Ноэлия.
Иду к себе, знакомая аура за дверью — той, которая выходит не на парадную лестницу. Но сегодня дежурный Страж не позволяет Хельте приблизиться. Не положено без дозволения императрицы. Омаа снова вспыхивает, как бы я у нее дозволения испрашивал, интересно?
Отворачиваюсь, закрываю глаза, оставляя лишь почти привычную уже настройку на синий свет.
— Пока не познаешь чувство, не сможешь его отличить. Люби, ненавидь, восхищайся, презирай! Чем больше оттенков сумеешь испытать, тем сильнее станет твой дар.
Овиния. Ложь, иллюзия, обман. Орудие для закалки Стража, для каждого особое. Индивидуальное. Да только пока в этом разберешься… эмоции-то все настоящие.
— Если когда-нибудь ее черная суть вернется к тебе в откате — знай, что равновесие нарушено.
— Не вернется.
— Почему ты так думаешь? — сухие пальцы наставника впиваются в плечо, понуждая отвечать. Я уже усвоил, что врать ему бессмысленно: он прекрасно все видит и понимает. А говорить заставляет лишь затем, чтобы ученик мог сам себе объяснить. И еще — он верит в то, что делает, в то, чему и для чего нас учит. Много лет потребовалось, чтобы это уразуметь.
— Наваждению не подчинить меня.
— Знаю, — соглашается наставник. Правда, знает? Я же старался — и любить, и ненавидеть, и все остальное. Потому как потерять старое зрение и не обрести нового — что потом? Вместо завидной имперской службы — остаться на всю жизнь беспомощным калекой? Только этот страх был сильнее, чем все те эмоции, которые я исправно пытался постичь. И еще тоска по семье. — А ты, Дарсаль? В состоянии ли ты объять все слои своего обучения? Какой же из тебя будет Страж, если не сможешь распознать мару, если полюбишь ее больше самых близких людей? Ты прошел эту ступень. И если она появится в откате — будешь знать, для чего.
Сколько лет я действительно верил, что никогда больше не появится. Холодная красота, собранная из моих симпатий и грез, та, что манит, привораживает, не оставляет равнодушным. Та, что вырвала на поверхность эмоции и заставила взглянуть им в глаза.
Та, кого я давным-давно победил.
Опять сражаться с ней — или с собой? Опять пытаться одержать верх над ее обманчивой зажигательной сутью. Бег за ней и от нее, снова и снова, всю ночь по замкнутому лабиринту.
Впрочем, сейчас это значительно проще. Ориентиры давно известны, мое нынешнее зрение все само собой раскладывает по цветам. Теперь я понимаю разницу между черной страстью с красными прожилками и… чистой синей аурой.
Откуда она вплетается в откат, дарит неожиданное успокоение?
Бесов Раум, как же я хочу спать!
Ноэлия
Утром будит какой-то сигнал, просыпаюсь, голова тяжелая. Солнце вовсю льется в окна, не такое уж и утро. С трудом добираюсь до ванной, влезаю под прохладный душ, чтобы хоть немного взбодриться. Усталость сменяется предвкушением, потом страхом. Все ведь хорошо, какая девушка не желает быть сейчас на моем месте?!
Выбираюсь из душа, запахиваюсь в тонкий шелковый пеньюар, каких никогда не имелось у мадам Джанс — дорогой слишком. Вздрагиваю, Дарсаль у своей двери, в полной готовности, словно и не спал вовсе.
— Э… доброе утро, — приближаюсь.
— С пробуждением, моя госпожа.
— Давно проснулся?
— Вместе с вами, моя госпожа.
— Это так… положено? — хмурюсь, пытаюсь осознать.
— У меня на вас настройка.
— Но… ммм… тебе вовсе не обязательно вскакивать. Ну, если и здесь нужно мое разрешение, — смущаюсь как-то, по-идиотски звучит.