Иная судьба

Адамантовая.

Аккуратно и строго воткнулась чудовищу в горло. Напоминанием: не следует забывать о случайностях. Нелепых, бегающих по лесу… играющих.

Таящихся в невидимости, у тебя за спиной.

Богиня Разума кивнула своим мыслям.

— Это — не моя, — сказала тихо голосам Мойр, живущим в памяти. — Это — не чужая… Это — для всех.

СКАЗАНИЕ 2. О ПОДАРКАХ, АРМИИ И УМЕНИИ НЕ ПРОМАХИВАТЬСЯ

Не погребет ли Крон и их всеобщей тьмой,

Как преждебывшие поэтов песнопенья?

Н. И. Гнедич

В Стигийских болотах, части чуждой мне вотчины есть особая тропа — кривая, будто спина старика, которую несколько раз перетянули палкой. Корявая, петляющая меж болотных, изъеденных болезнью ив, уходящая в туман… временами теряющаяся между кочек, которые облюбовали ядовитые змеи.

Сама ядовитее змей, которые норовят хватануть за ноги. Сделаешь шаг — и почувствуешь, как за спиной сгустится и зашевелится что-то темное. Обернешься — не увидишь пути. Крикнешь — и туман отзовется десятком твоих голосов… твоих ли?

Взглянешь в мутную, слегка прикрытую ряской воду — вода посмотрит десятком лиц.

Твоих ли?

Замешкаешься на секунду — и тропа под ногами станет десятком троп. Твоих ли, путник?!

Ступай себе вперед, путник, — это единственный способ идти по своей тропе.

Идти и верить, что все-таки идешь по своей.

Иногда тянет войти туда — в чужую, Стигийскую бездонь. Шагнуть вызывающе на эту самую тропу. И посмотреть в лицо чужаку — тому самому, у которого все вышло неправильно.

Спросить у него: сколько вас там на самом деле? Чужих и смутно знакомых? Сколько нитей, сколько путей, сколько жребиев, сколько…

Вот бы стать там, на тропах, взглянуть в отчасти чужие лица, вызвать на разговор непохожих двойников. Поделиться впечатлениями: а у тебя оружие какое? А жена? А жребий-то хоть какой взял? Нет, серьезно?! Ну и жизнь у тебя, нелюбимчик Судьбы. А у меня вот…

Спросить их — как у них там с хитрыми бабушками. И с голосами из-за плеч — звучат или вообще не появляются?

И прозвучала ли у них там фраза, мерная и тихая, ядовитой стрелой спущенная с едва выгнутого лука губ?

— Ты хотел меня видеть, отец.

Тартар знает, какими они бывают — воплощенные пророчества. Почему-то кажется — у них со мной ничего общего.

Козы, например, у них точно нет.

Зато наверняка есть красивые одежды, верные жены… советующие, как там нужно — свергать отцов.

Мне вот всегда было интересно — как. Я эту мысль с детства, можно сказать, мусолил. Обсасывал так и этак, по всему выходило — дрянь.

Крон, например, своему отцу серпом детородные органы отрубил. Я, конечно — спасибо бабушке! — вполне могу своему что-нибудь отстрелить, только он же не сдастся, упрямый. И война начнется все равно.

А как его остановить так, чтобы не поднялся — неясно.

Ветви леса мягко сомкнулись над головой. Укрыли тенью. Змея трепетно коснулась босой ноги — одна из многих наставниц. Простонала птица над головой — и показалось, что слышу истошный крик матери: «Не лезь!»

Она уже тогда сбежала от Крона — в последний раз, когда я ее видел. Потому что родила еще одного ребенка — а Крону то ли показались слишком невкусными валуны, то ли просто что-то начал подозревать — вот он и приставил кого-то из подручных следить за женой. Выследили. Не до меня — до других, я слышал, там две или три девчонки. Сестры. И брат… или сколько братьев?