Иначе — смерть!

Итак, третье сентября. Глеб приехал наниматься в «Корону» и — может быть, случайно, неожиданно для него — открылась провалом в минувшее улица с аптекой и фонарем при свете дня. И он повторил минувший путь. (Катя прошла через тоннель и вошла во двор.) Он вошел во двор, в угрюмый дом, поднялся на площадку между первым и вторым этажами. Перед дверью с бумажкой (печатными буквами: «Екатерина Павловна Неволина, уроки английского языка») стоял Алексей и тотчас ушел. Дверь отворилась, мимо юноши проскользнула Дуня, которую ждал во дворе в машине Мирон. Вся компания собралась, как нарочно, — только Агнии не хватало. «Загадочная Агния»… а вдруг она тоже присутствовала — втайне? (Катя вошла в подъезд и поднялась к себе.)

Итак, Глеб поднялся, позвонил — и они встретились. «Это вы даете уроки?» — «Я. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Как вас зовут?» — Он ответил не сразу, я помню, быстро взглянул — ожег взглядом — и сказал хрипло: «Глеб». А я еще подумала: какой красивый юноша (в бело-голубых одеждах: ветровка, джинсы, кроссовки). «Вам для какой цели нужен язык?» — «Для института. Юрфак». — «Хотите стать адвокатом?» — «Прокурором». Я засмеялась, он — нет. Красивый юноша, но очень нервный (судорожный жест — левой рукой провести по лицу). «В каком примерно объеме вы знаете английский?» — «В школе учил». — «То есть, наверное, не очень?» — «Иначе я бы к вам не пришел». — «Значит, начнем с азов, да?» — «Вам виднее». — «Глеб, знаете, уроки стоят недешево, но можно в кредит, если…» — «Я зарабатываю достаточно, в частной фирме, и готов платить по высшей ставке». — «Вас кто-нибудь ко мне послал?» — «Что вы имеете в виду?» — «Ну, рекомендовал…» — «Нет!.. то есть да». — «Кто же?» — «Я не помню». На миг, она-то помнит, ей подумалось: уж не подослан ли вправду этот мальчик… но стало смешно: украсть у нее, окромя рухляди, нечего! «Вас устроит понедельник и четверг в два часа?» — «Устроит. Я тут рядом работаю». — «Так до завтра?»

И за три занятия я не разобралась в его знаниях. Весьма средние, я бы сказала. Или Виктор Аркадьевич заблуждается, или Глеб притворялся».

Катя переоделась в уютный халат из мягкой черной фланели, разыскала общую зеленую тетрадь с «речью» Глеба и текстами обеих предсмертных записок, взяла ручку и в привычной своей изнеженной позе легла на диван. Листва за окном словно прильнула к стеклам, струящимся потоком.

«Сын обнаружил труп отца примерно в половине одиннадцатого ночи, причем, по данным экспертизы, смерть наступила с девяти до десяти. И именно в начале десятого Глеб звонил из Герасимова Виктору Аркадьевичу. Что если он нашел отца раньше, а органы известил через полтора часа? Почему? Он разыскивал мать и только после разговора с ней связался с милицией? Допустим, что так. О чем же они договорились? Отец издавна страдал тягой к самоубийству и заходил к жене в лабораторию, где имеется яд. Кажется, все сходится. Эдипов комплекс… Нет, не сходится! Как можно заставить взрослого человека написать предсмертную записку? Катя медленно вчиталась в текст: «Моя дорогая, прости и прощай. Во всем виню только себя. Ты поймешь, что дальше тянуть нет смысла, все объяснит запечатанная тайна мертвых». Какая-то тайна… а ведь ни слова о сыне! Неужели Глеб стоял и смотрел, как отец перед смертью пишет… нет, подобного садизма и безумия невозможно себе представить! А предсмертная ли это записка?

Да, но «запечатанная тайна мертвых»?! Какая-то неизъяснимая запредельная мука сквозит в этих словах, дважды повторенных!»

Закружилась голова — ощущение, ставшее почти привычным, — Катя поднялась, постояла у окна, вдыхая острую струю из форточки, мысленно повторяя: «Вот представьте: ночь, в окне горит настольная лампа, в кресле улыбается труп, и какая-то тень скользит в каком-то ином измерении. А записка уже написана, и все продолжают жить как ни в чем не бывало».

О прошлом он говорил или о будущем? Труп отца он видел в окне?.. Или представлял себя самого… вот очень скоро он примет яд и откинется с последней улыбкой на спинку кресла? К окну подойдет девочка — и чья-то тень скользнет… отнюдь не в ином измерении — здешнем, трехмерном, и заговорят небесные голоса. Неужели кто-то из нас, из сидящих вот за этим столом, буквально исполнит его предсказание? И продолжает жить, как ни в чем не бывало?»

Она решительно взялась за телефон.

— Виктор Аркадьевич? Это опять вас беспокоит…

— Узнал, Екатерина Павловна, никакого беспокойства.

— Вы случайно не знаете, где была мать Глеба, когда он ее разыскивал?

— Нет, откуда… Может, Маша? Погодите!

Катя услышала отдаленный невнятный говор, затем суровый женский голос произнес прямо в трубку:

— Кого вы подозреваете в преступлении?

— Вы уверены, что это преступление?

— Я уверена, что два нормальных человека ни с того, ни с сего не могли впасть в смертный грех! Но не трогайте Ирину.

— Вы знаете, где она была в тот вечер?

— Не трогайте!

— Тогда я ничего не смогу доказать.

Последовала долгая пауза.

— Посоветуйтесь с доктором, который ее пользует.

— Имею ли я право доверить официальному лицу свои подозрения?