— Дарующая Амалия, вы осмеливаетесь оспаривать решение Совета Ордена? — лицо Главы не поменяло выражения, он даже не взглянул на в ее сторону, продолжая сверлить меня взглядом. Вот уж где бесновалась ярость в чистейшем виде.
— Нет, Глава! — прерывисто ответила Амалия. — Но есть обстоятельство…
— Любое из которых абсолютно не важно, когда окончательное решение уже принято, — грубо оборвал женщину Глава, и ее руки упали, отпуская его.
— Но вы должны знать… — поникнув головой, пробормотала Амалия.
— Уважаемая Дарующая, — желчно прервал ее этот напыщенный засранец, — уж не думаете ли вы, что в Ордене может происходить что-то, о чем я был бы не в курсе?
— Нет, — почти шепотом произнесла Амалия, сдаваясь.
— Ну, раз так, вам что, не приходило в голову, что, обладая в отличии от вас полной картиной событий и имея опыт управления Орденом, который превосходит ваш возраст, я лучше знаю, как следует поступить в любой ситуации? Или вы считаете, что я могу сделать хоть что-то, идущее вразрез законам и целям Ордена? — он говорил так, словно хотел размазать по стенке бедную Амалию, и во мне стал вскипать гнев. Желание защитить эту женщину от его распинающей вежливости было практически неконтролируемым.
— Эй, дядя! — шагнула я ближе. — А нельзя как-то помягче? Вынь кол из задницы и сделай фейс попроще, глядишь, народ к тебе потянется.
Мой порыв удивил даже меня саму. Вообще-то защитные инстинкты это точно не про меня.
Но Глава меня проигнорировал, а Амалия вскинула глаза и шепнула мне: «Не надо!», а ему тихо ответила:
— Я никогда в вас не сомневалась, Глава. Мой порыв продиктован нервным потрясением. Вы же знаете, как я отношусь к брату Игорю, поэтому весть о его ссылке выбила меня из равновесия. А то, что у него не будет шанса претендовать на участие в обряде этой претендентки… думаю, это очень расстроит его, — к концу фразы Амалия, похоже, совсем растерялась и была едва слышна.
— А вот я знаю, что брат Игорь прежде всего член Ордена, и эмоции для него не должны играть никакой роли. И наказание, вынесенное ему Советом, как раз и призвано напомнить ему об этом. А что касается вопроса Восхождения данной конкретной претендентки… — Глаза Главы еще больше сузились и превратились прямо-таки в лазеры, желающие порезать меня в капусту. — Ущерб уже нанесен. Чем быстрее мы его исправим, тем вернее отсутствие последствий.
Амалия вскинула голову, делая последнюю попытку.
— Но, насколько я знаю, прежде положение, в котором находится сейчас девушка, всегда было поводом для отсрочки!
— На самом деле, Амалия, никогда прежде ни одна претендентка не была в ТАКОМ положении, — впервые на лице Главы что-то промелькнуло, и в голосе проявилась нотка глубокой горечи. — На этом разговор окончен. Девушка, ты идешь со мной. Амалия, до встречи.
Моя натура, конечно, протестовала против этих команд, а природная вредность прямо-таки умоляла упереться, чтобы заставить этого долговязого индюка со мной повозиться хотя бы из чистой вредности. Но еще я и понимала, что, устрой я сейчас мелкий бунт, он будет в любом случае быстро подавлен. И при этом наблюдать за мной Глава будет тщательней, ожидая новой вспышки неповиновения. А значит я потеряю возможность предпринять что-то, даже если представиться возможность. Поэтому, просто кивнув на прощание Амалии, пошла вслед за Главой, глядя в его широкую и неестественно прямую спину. Надо же, а он мне почти начал нравиться в какой-то момент. По крайней мере на фоне остальной массы выглядел колоритнее и адекватнее. Вот тебе очередной урок, Яна — ты не разбираешься в людях ни фига. Хотя, глядя на то, как этот мужчина движется, даже суше и сдержанней, чем обычно, я пришла к выводу, что внутренне он напряжен настолько сильно, что, ткни в него пальцем — и он детонирует. Может, и не так уж он и равнодушен, как хочет казаться. Но для меня это знание ничего не меняло.
Когда я уже стояла перед лифтом, моей спины коснулись, и я вздрогнула от того, как кожей ощутила поток щемящего тепла и, обернувшись, наткнулась на взгляд Амалии.
— Все будет хорошо, — прошептала она, хотя ее подернутые слезами глаза излучали чувство, которое я могла опознать как глубочайшее сочувствие, и то, как она провела снова по моей спине утешающим жестом, согревая что-то внутри, говорили об обратном.
Она не верила в собственные слова и прощалась со мной. Осознание этого было таким отчетливым, что мне остро захотелось прямо сейчас сорваться с места и бежать, не разбирая дороги и снося все препятствия. Но не смотря на глухую панику от этой ее реакции, которая подкатила к моему горлу, я была ей благодарна за то, что ей хотя бы не все равно. А еще что-то глубоко внутри меня не давало мне потерять самообладание. Будто некий центр тяжести, как у детской игрушки-неваляшки. В какую бы сторону меня ни качнуло, этот странный якорь притягивал меня обратно, внушая иррациональное чувство безопасности.
— Спасибо, — ответила, выдавливая обманчиво-бодрую улыбку и сглатывая страх, и шагнула в лифт следом за Главой. — Мы еще обязательно увидится.