Сигнальные маячки неуверенно подрагивали, пытаясь отличить настоящие проблемы от придуманных. Я повернула голову: скафандр валялся на полу, там, куда его и швырнула, вернувшись к себе.
На полке сигналил планшет, сообщая, что до выхода из крейсерского режима осталось меньше часа. Меня трясло крупной дрожью, я соображала, что там, по ту сторону крейсерского режима, и очень хотелось под бок к обормоту.
Я смогла наконец расслабиться и поняла, что нужны две вещи: первая называлась «кофесинт», вторая — «душ». Вообще-то была и третья, под названием «психиатрический осмотр», но в ту сторону мне смотреть чего-то не хотелось. Под горячим душем третью вещь удалось потеснить совсем далеко, зато нахлынули совсем уж неуместные фривольные мыслишки о Синдзи.
Я хмыкнула и опустила температуру душа куда-то поближе к точке замерзания.
После купания возникла здоровая мысль сходить в рубку и выяснить, как там дела. Вот так вот — вся из себя довольная и даже бодрая, вооруженная горячей чашкой, — я выбралась в коридор фрегата.
В коридоре было темно, тут шли новопроложенные кабели для питания зарядных устройств дронов, и приходилось смотреть под ноги. Кто-то вытащил ящик с ракетными патронами под стену медотсека, и здесь пришлось сделать остановку. Ну что за бардак, право слово. Чашку я поставила на полу у стенки, ящик сунула под руку. Интересно, кому там места мало, в медотсеке-то? Кто это у нас помирать собрался?
Дверь блока неслышно скользнула в сторону, и первое, что я увидела, была спина Синдзи.
Парень держал в руке пистолет, нацелив оружие на кого-то в глубине медицинского отсека.
— …она же сама, — вздрогнул голос Майи.
— Я сказал, верни Аянами. Быстро.
Это было страшноватый голос. Таким голосом приказывают вынуть самому себе сердце. Майю я видела очень частично — лишь взъерошенный хохолок ее волос. А еще в помещении было жарко, и что-то мощно светилось слева.
Я шагнула вперед и, роняя ящик, вывернула руку капитана.
— Пх-пусти!..
Ага, уже сейчас. Сначала разберемся.
— Какого тут…
И тут я увидела. На медицинском ложементе все кольца с киберами сдвинули в сторону — да и не увидела бы я этих колец, потому что от ложемента шел свет, и его источником была едва видимая в этом сиянии голубоволосая девушка.
Еще я уловила электромагнитные колебания, как если бы сердце Рей билось в радиочастотном диапазоне. Еще я рассмотрела сжавшуюся у ложемента Майю, которая, не моргая, повторяла только одно:
— Она сама… Сама…
Синдзи дернулся, пытаясь высвободиться, и мне пришлось его усадить.
— Что происходит?
— Ибуки проводит опыты над Рей, — зло сказал Синдзи, безбожно сипя и пропуская часть звуков: видимо, я перестаралась с горлом.
— Неправда! — Майя аж вскочила. — Рей сама попросила, чтобы…
— Чтобы ты ее убила?! — рявкнул Синдзи.
— Нет!
Я смотрела на этот цирк, и, видимо, только мне казалось, что спор на пустом месте.
— А почему бы не спросить саму Аянами?
— Нет, — быстро сказала Майя. — Нельзя!
— Верни ее!
— ОБА, БЛЯДЬ, ЗАТКНУЛИСЬ!!
Синдзи инстинктивно втянул голову в плечи, Майю, кажется, отбросило слегка назад, но мне было глубоко насрать. Это наконец вырвалось наружу мое настроение. Попутно оно слегка повредило мне голосовые связки.
— Ты, — произнесла я, морщась от боли в сорванном горле, и указала на Майю. — Быстро объясняешь, что происходит. Ты, соответственно, не рыпаешься.
— Но Рей…
Я ухватила Синдзи за ухо и вздернула его, указывая свободной рукой на едва заметный кардиомонитор:
— Вот это видел? Она пока жива.
Синдзи всхрапнул и напрягся:
— Ей же нельзя греться!
— А вот это нам сейчас расскажут, — сказала я, настойчиво глядя в глаза Майе.
— Она… Ну, Рей попросила сделать так, чтобы ее температура была выше.
— Н-насколько выше? — быстро спросил Синдзи.
Ибуки помолчала, и, похоже, только для обормота ответ был неочевиден.
— До двадцати градусов. Желательно — до нормальной температуры тела.
Синдзи сложно выругался — я от него такого еще не слышала. Сидящий на полу капитан прямо-таки излучал ненависть и непонимание.
— Что ты вообще знаешь о холоде Аянами? — неожиданно резко спросила Майя.