Инь - Ян (СИ)

— Не понимаешь? — в упор смотрит на меня чужой человек, тихо старается объяснить, — Мы сильно бедные, у нас же ничего нет! Девушки сами для своих родных стараются, помочь им хотят. Это, — он сделал выразительный жест руками обозначающий известные телодвижения при половом акте, — ничего не значит, плохого в этом нет.

— Нет?! — кривлю я свое лицо в брезгливой гримасе, — твоих землячек во все дыры здесь сношают, а ты мне тут дурочку строишь и песни поешь.

— Ишь, какой благородный, — вмешивается в разговор Женя, морщатся в едкой насмешке ее губы, — Ну прямо прынц! А скажи-ка мне прынц, ты то какого хрена здесь делаешь?

— Тоже что и ты! Только активно и сверху, — злобно парирую я ее выпад.

— Тогда, — усмехается Женя, — мы-то чем лучше?

А действительно чем? Мы просим, они добровольно дают, все по-честному. Только от такой "чести" блевать хочется, и на себя тоже, если уж на то пошло.

— А что так заработать нельзя?

— Ты умник! — нахмурилась Женя, — А знаешь, сколько девчонки на комбинате получают?

— ?!

— Ученица восемьдесят рублей, когда разряд присвоят то сто двадцать, не зажиреешь на такие-то деньги. Твоя подружка только месяц как приехала ученицей пашет. Этих денег тут еле-еле на жизнь хватает. А дома у нее семья голодная да раздетая, вот она ради них раком перед тобой и встает.

От откровенной грубости я поморщился, хотя после работы на флоте сам тогда почти одним матом говорил. Да и не от слов мне неприятно стало, от правды.

— Плохого нет, — опять говорит азиат

— Плохого нет, — машинально как эхом повторяю я за ним, спрашиваю:

— А скажи-ка мне товарищ коммунист, вы за это воевали? За то что бы ваши девушки у нас проститутками подрабатывали?

— Ты не понимаешь, — еще тише повторяет вьетнамец, — знаешь как они радуются когда их для работы в этой стране отбирают? Ты же не знаешь…

Да не знаю! И не хочу знать! Не хочу понятно вам? А придется узнать, придется. Увижу и я, как горят чужие дома. Будут и у меня полуголодного солдата, просить хлеба афганские дети. Услышу как ревут заходя на боевой вираж военные вертолеты. Навсегда запомню, как в подбитой машине сгорая заживо будут кричать мои товарищи. Будут и по мне стрелять. И я… Я тоже буду стрелять. И похуже афганской войны кое-что увижу. Развал СССР. И вот уже на нашей земле взрываются и горят дома, просят милосердия голодные дети. И одновременно со всем этим проституция, самая страшная — проституция мыслей, почти поголовная от политиков и бизнесменов, до заурядных обывателей. Из этой проституции, продажный секс, это еще самый невинный ее вид. И отвратительное ощущение поражения, проигранной без единого выстрела войны. Все будет, все пойму. Но это потом, а пока…

Прибежала радостно-оживленная Инь передала мне фотографию сама рядышком села прижалась ко мне и тоненьким пальчиком стала показывать и курлыкающим голоском объяснять кто есть кто. Показывай не показывай, все равно не запомню. Понимаешь? Не надо это мне. Я через несколько дней уйду из твоей жизни. Мое место займет другой. Тебе же надо помочь тем кто изображен на этом фото. Тем кого ты мне показываешь.

— А как-то по-другому нельзя, а? — тихонько и сильно смущаясь, спрашиваю я вьетнамца, — ты же вроде как с братом ее воевал, мог бы и помочь…

Инь не понимая и ожидая перевода смотрит на своего соотечественника, тот молчит, а может просто слова подбирает. Женя вместо него ответила:

— Можно и по-другому, — с вызовом смотрит она на меня и неприятной насмешкой звучит ее низкий голос, — вот возьми и женись на ней, о семье ее позаботься, вот она и не будет перед каждым ноги раздвигать, только перед тобой и сразу станет совсем примерной девочкой

От неожиданности я аж поперхнулся, Инь старательно заколотила кулачком по моей спине, не больно, но чувствительно. Жениться? Нашли дурака?! Представил как знакомлю Инь со своими родственниками, потом вешаю ее на шею своим родителям, а сам ухожу служить на два года. Расхохотался. На мой смех и Инь вся разулыбалась, а Женя:

— Не регочи идиот, — оборвала она меня, — смешно тебе? А раз так смешно то и не лезь со своими "умными" мыслями и не учи как других жить. Сопляк ты ещё! Понял?!

Наверно в первый раз передо мной встала теоретическая проблема абстрактного гуманизма, применительно к конкретной ситуации. То есть я как и каждый нормальный человек хочу чтобы всё и желательно во всем мире было хорошо, но лично сам для этого делать ничего не буду. Я что крайний что ли? Уж как нибудь и без меня это все решится. Осуждаете? Ну а вы лучше? Может и лучше, а я вот такой. Из в принципе не решаемой пока теоретической проблемы был найден чисто русский практический выход:

— Ладно! — предложила Женя, — давайте еще выпьем что ли…