In a hundred lifetimes (ЛП)

— Я твой босс, блять. Вот что дает мне право быть слегка раздраженным, когда ты попусту тратишь и мое, и свое время на чахлую палку, которую этот дохляк называет своим телом.

— Ты ревнуешь!

Презрительно фыркнув, Малкольм покачал головой.

— Роуз, у меня нет ни оснований для ревности, ни прав на тебя. Ты можешь спать с кем угодно и когда угодно, только не в рабочее время.

Когда губы Роуз, дрожащие так мелко, что этого почти незаметно (но он заметил), приоткрылись, Малкольм ненавидел себя, ее и всю эту идиотскую ситуацию.

— Все это было только? .. — спросила Роуз, как только к ней вернулось некое подобие голоса.

Нет.

— Конечно, — ответил Малкольм, выгнув бровь. — Только секс. Хороший секс, даже великолепный, но все-таки… просто секс. Ясно?

— Ты покупал мне конфеты.

Обида и замешательство, исходящие от Роуз, буквально наэлектризовали комнату. Внутренний голос твердил Малкольму остановиться, взять себя в руки, но у него не было на это сил. Не сейчас.

— Ты же играла в неприступность, — пожал он плечами. — Вот я и подумал, что это поможет тебя умаслить. Как видишь, сработало.

Ее рот немо открылся и закрылся несколько раз, прежде чем Роуз выплюнула:

— Больной ублюдок.

— У меня нет времени на твои истерики, — пробубнил он, притягивая к себе стопку документов.

— Да как ты смеешь!

— Вот видишь! — взорвался Малкольм. — Это никогда не вырастет во что-то большее, чем секс. Я сто двадцать часов в неделю работаю чертовой нянькой для кучки охуенно недоразвитых ебанатов, заминаю скандалы и отбиваюсь от журналистов, которые только и ищут, кого бы выпотрошить заживо и сожрать кишки прямо в сырую. Я не хочу большего. Мне не нужно большее. Я не могу позволить себе большее, потому что у меня нет на это ни единой гребаной минутки. Я не виноват, что ты сама себе что-то навоображала.

— Ты… Ты бездушен и не приспособлен ни к чему, кроме своего блэкбери и офиса. Ты не можешь даже слова сказать, не превратив его в оскорбление! — выпалила Роуз и, переведя дыхание, опустив глаза в пол, подняла взгляд на Малкольма и добавила: — Мне ничего не нужно. Не от тебя.

— Ты все еще на работе, — едко проговорил он, оперевшись о столешницу, когда Роуз сделала шаг к двери.

— Ты просто кусок дерьма.

— Никогда не утверждал обратного, — ответил он с убийственными хладнокровием и честностью, пытаясь отмахнуться от той части себя, что отчаянно силилась призывать его к рассудку и уберечь от саморазрушения. Но он не мог не спросить: — Опять все усложняешь, да?

Замерев на мгновение, Роуз обернулась и подошла к нему вплотную, сверкая глазами:

— Не смей. Не смей даже думать, будто знаешь хоть что-нибудь об этом. Ты не имеешь ни малейшего понятия ни обо мне, ни о людях, ни о сложностях. Потому что ты ничто. Ты иллюзия, оболочка. Для тебя нет ничего важного и реального, но и ты ни для кого не важен и не реален. Не знаю, почему я пыталась притворяться, будто это не так.

Единственное, что ему хотелось — бросить папку на пол, пересечь комнату и, взяв Роуз за руки, целовать ее пальцы, пока она не простит его. Но так не бывает. Она его ПА, и все это не больше, чем развлечение.

Тогда почему же она выглядит такой разбитой?

И почему у него самого такое чувство, будто он напоролся шеей на ржавый прут?

— Иди пообедай, — быстро произнес Малкольм, — и приведи себя в порядок. У нас еще полно работы.

Качнув головой, Роуз болезненно усмехнулась:

— Катись в ад, Такер, — и вышла вон, хлопнув дверью.

— Уже в аду, — пробормотал он, оставшись в пустынном кабинете.

Нервно проведя ладонями по лицу, он толкнул стол, с которого слетело несколько листов. Долго он, недвижный, рассматривал столешницу. Потом схватил пресс-папье и с яростью швырнул в пространство. С грохотом угодив в стену, моментально покрывшуюся паутиной трещин, пресс-папье рухнуло на пол. Малкольм смежил веки и сглотнул.

Сделал глубокий вдох. А когда распахнул глаза, снова оказался Малкольмом Х Такером, Малкольмом Хреновым Такером, готовым контролировать и оборачивать в свою пользу любую возникшую ситуацию.

И упаси Бог какого-нибудь засранца еще хоть раз пересечь черту.

*

Не дай мне отказаться от тебя. И, пожалуйста… не бросай меня.

Обхватив саму себя руками, Роуз сидела на капитанском кресле и плакала навзрыд.

Слушай, Роуз, я даже не знаю, кем стану. Он может быть отвратительным, ужасным человеком.

«Еще мягко сказано», — с хрипом выдохнула Роуз, пытаясь выбросить из памяти лицо Доктора, искаженное презрительной усмешкой, слова, произносимые его голосом.

Так больно, что Роуз с радостью бы больше никогда не появлялась на Даунинг-стрит.

Запомни, не имеет значения, кто я и кто ты. Я по-прежнему где-то там, и я люблю тебя.

«Пожалуйста, вернись».

========== Sad, beautiful, tragic aka Me, You, and Us ==========

Ав­тор: clarabella_wandering

Ссыл­ка на ори­гинал: http://tumblr.com

Рей­тинг: G

*

У него болела голова.