In a hundred lifetimes (ЛП)

— Да уж, никак не меньше, — горько отшучивается она, протянув пальцы к лицу Тайм Лорда. Его веки смеживаются с космической скоростью, когда ее кожа касается его. Не от удовольствия, но от отчаянного желания запомнить, выдернуть в его жуткую реальность, этот невозможный миг. — Ты повзрослел… появились морщины. И ты весь седой, — ее пальцы сосредоточенно скользят по линиям, выгравированным временем на его коже, по сивым волосам. — Никогда не думала, что увижу, как ты седеешь раньше меня. Мама поседела очень рано, поэтому начала обесцвечивать волосы.

При воспоминании о Джеки, Доктор смеется. Совсем недолго. На смену смеху быстро, слишком быстро приходит грусть – ему до смерти жаль, что он не видел Роуз седеющей. И до соленого удушья жаль, что не видел, как лицо ее целует время. Наверное, это к лучшему, пытается Доктор убедить сам себя, но терпит сокрушительное фиаско. Он знает, знает совершенно точно, ясно и бескомпромиссно, что его ограбили. У него отняли время, которое он должен был провести рядом с Роуз. Единственное, на что он может надеяться, что его метакризис в полной мере осознает свое счастье. Но и эта надежда, конечно, ложная. Его двойник не пережил тех пыточных столетий, что пережил он сам, а потому ему, баловню судьбы, невдомек, что значит жизнь с Роуз на самом деле.

— И все-таки, ты такой же красивый, как раньше.

В ТАРДИС тишина. Доктор чуть сильнее сжимает ладони на ее талии, а пальцы Роуз все еще покоятся на его щеках и шее. У него прежние глаза. Стар или молод – он, Доктор, все тот же. На его плечах бремя прожитых лет и прожитых потерь. Роуз всегда узнала бы его по этой атлантовой тяжести. Неважно, насколько юно его тело – сам Доктор далеко не мальчик.

И это лицо, то, в которое она завороженно смотрит – несет истину, только и всего. Лицо выветренного и выеденного временем человека. Но Доктор по-прежнему упоительно красив потому, что звезды пока еще светят, а миры пока еще вертятся.

— Можно я кое-что спрошу? – интересуется Роуз, отступая на полшага назад.

— Нет.

— Нет?

— Я знаю, что ты скажешь.

— Даже ты не можешь знать будущего так хорошо, — поддразнивает она.

Доктор вздыхает.

— Хорошо, спрашивай. Но я ничего не обещаю.

Она втягивает губы, и рот ее образует почти прямую тонкую линию:

— Почему ты шотландец теперь?

Он печально улыбается, и отвечает не увиливая, ибо Роуз достойна правды, как никто другой:

— Не знаю, если честно… Так вышло.

— Вышло из чего? – любопытствует она в замешательстве.

— Из динозавра. Только не смейся.

— Из динозавра?

— Долгая история.

Роуз выглядит вполне удовлетворенной, но Доктор, разумеется, знает, что это не так.

— Роуз?

— Да?

— Это ведь не совсем тот вопрос, что ты хотела задать, верно?

Она выглядит чуть смущенной и виноватой:

— Не тот.

— Ну, теперь, когда мы оба это знаем, почему бы тебе не спросить по-настоящему?

Роуз покусывает губу и улыбается краешком рта:

— Я..

— Только не о твоем будущем. У нас фиксированные линии времени и… прочие сложные штуки, Роуз.

— Всего один.

— Нет, я не смогу ответить. Правда. Ты не…

— Я сказала тебе? — спрашивает она быстрее, чем Доктор успевает вывалить на них обоих еще тысячи причин, по которым им не стоит обсуждать их прошло-будущее. Вопрос долго висит в молчаливой тишине консольной.

— Сказала мне? Сказала мне что?

Роуз переводит взгляд на его губы, и обратно в глаза. Доктор видит, что она знает, что он знает, что она имеет в виду.

— О, — выдыхает он и принимается усердно поправлять свой костюм, — да. Да, ты… эм, ты сказала мне.

— И?

— И что?

Она почти смеется, такой нелепой кажется вся эта сцена.

— Ты тоже мне сказал?

В его ребра впиваются ядовитые иголки чувства вины и это, видимо, отражается на его лице – Роуз в мгновение ока потухает, словно погасшая осенним ветром свеча.

— Роуз, все не так…

— Что произошло?

— Я не должен этого рассказывать.

— Доктор, пожалуйста. Ради меня.

И он, всемогущий Повелитель Времени, конечно, не может устоять перед ее просьбой.

— Все время и пространство, — шепчет он ломко. — А потом время вышло.

Тысячи, если не миллионы вопросов и догадок закрадываются в ум Роуз, но она не произносит ни слова. Она знает, что все станет на свои места, когда придет это чертово ускользающее время. Все что она знает совершенно точно – будущее можно изменить.

Но его будущее и его настоящее сейчас стоит прямо перед ней.

— Так… Кто эта Клара? — спешно меняет тему Роуз.

— Кто? — глаза Доктора на миг замирают в недоумении, а потом расширяются воспоминанием. — Точно! Клара! Она в восьми годах от дома! Мы должны идти! Мы с тобой должны… — они уже на полпути к дверям, когда до Доктора доходит острое осознание того, что он схватил Роуз за руку и потянул за собой. Он замирает и перебивает сам себя тихим пустым голосом: — Прости. Старая привычка.

— Очень старая.