Императрица

Когда Цыси призвали в ту ночь к императору, она знала, что должна сказать. Весь день она размышляла в одиночестве и даже не посылала за сыном. Императрица боролась с собственным гневом. Если бы она поддалась гневу, то заставила бы Сына неба послать на иностранцев войска и прогнать белых людей — всех до единого, до самого последнего младенца, чтобы они никогда больше не возвращались на берега Китая. Но ее время еще не пришло. Она хорошо понимала, что, если хочешь властвовать над другими, надо прежде всего научиться властвовать над самим собой. Разве не читала она в «Литературном сборнике» такие слова: «Правитель, выбирающий верное поведение, успешно правит, не издавая указов. А когда его личное поведение ошибочно, то пусть даже он издает хорошие указы, их все равно не будут исполнять».

Если это изречение могло применяться к правителю-мужчине, то насколько же правильно оно для женщины! Как строго ей придется следовать этим словам! Ах, если бы она родилась мужчиной! Она сама бы повела императорские армии на захватчиков. Какие же грехи она совершила в своей прошлой жизни, что родилась женщиной в нынешние трудные времена, когда нужны сильные мужчины? Она с грустью размышляла над этим вечным вопросом, заглядывая в самые глубины своего существа. Да, она родилась женщиной, которую боги наградили мужским умом. Мужской ум лишь поможет ей делать то, что должно быть сделано.

Когда в ту ночь Цыси пришла в императорскую спальню, Сын неба был напуган. Увидев его страх, она поняла, что он едва дождался ее прихода. Император взял правую руку Цыси и, поглаживая ее ладонь, задал тот вопрос, который ему не терпелось задать своей любимой:

— Как же нам следует поступить с этим англичанином Баурингом? Не заслуживает ли он смерти?

— Да, — мягко ответила Цыси, — заслуживает, как любой, кто оскорбляет Сына неба. Но знаете, мой господин, если вы хотите убить гадюку, то голову ей следует отсечь одним ударом, иначе эта тварь снова на вас нападет. Поэтому ваше оружие должно быть остро, а удар точен. Мы не знаем, какое оружие выбрать сейчас, но видим, что змея сильна и коварна. Поэтому, прошу вас, тяните время, не подчиняйтесь, но и не отказывайте. Ждите, когда мы сможем нанести решительный удар.

Она говорила, и с его болезненного лица исчезало беспокойство. Каждое слово он воспринимал, как голос Неба. Когда Цыси закончила, император с жаром воскликнул:

— Ты сама богиня милосердия Гуаньинь! Небо послало мне тебя в это страшное время, чтобы ты могла направлять и поддерживать меня.

Император не раз говорил ей слова любви, называл ее своим сердцем и своей печенью, но то, что он произнес сейчас, понравилось Цыси больше всего.

— Гуаньинь, — ответила она, — моя самая любимая богиня.

И ее голос, мягкий и сильный от природы, звучал нежно и покорно.

С неожиданной энергией император сел на постели.

— Прикажи главному евнуху позвать моего брата, — велел он. Подобно всем слабым людям, приняв решение, Сяньфэн становился нетерпелив и слишком спешил действовать.

Но Цыси подчинилась, и несколько мгновений спустя вошел принц Гун. Взглянув на его строгое красивое лицо, она снова почувствовала, что этому человеку можно доверять. У них была общая судьба.

— Сядь… сядь… — нетерпеливо сказал император брату.

— Позвольте мне постоять, — вежливо ответил принц Гун.

Император говорил высоким голосом, запинаясь и подыскивая слова:

— Мы… я… решил, что по белым иностранцам нельзя наносить просто удар. Они заслуживают немедленной смерти. Когда наступаешь на змею… То есть, я хочу сказать, змею надо убить сразу, понимаешь, отрубить ей голову, вопрос в том…

— Понимаю, высочайший, — сказал принц Гун, — лучше не наносить удар, если мы не уверены, что не сумеем уничтожить врага раз и навсегда.

— Об этом я и говорю, — пробормотал император. — Когда-нибудь мы их уничтожим, а пока следует тянуть время, понимаешь, не поддаваться, но и не отказывать.

— Игнорировать белых людей? — спросил принц Гун.

— Вот именно, — устало произнес Сын неба и облегченно откинулся на желтые атласные подушки.

Принц Гун размышлял. Если бы император сам принял решение, можно было бы объяснить его вечным страхом Сяньфэна перед неприятностями и постоянной летаргией, делавшей его бездеятельным. Но принц понимал, что правителя надоумила Цыси. В словах брата он слышал голос рассудительного ума, который скрывался в ее красивой головке. Однако она была очень молода… И к тому же женщина… Можно ли искать мудрость в ее словах?

— Высочайший, — терпеливо начал принц Гун. Но Сын неба отказался слушать.

— Я все сказал! — закричал он разгневанно. Принц Гун склонил голову:

— Пусть будет так, высочайший. Я сам передам ваши приказания наместнику.