Императорский воспитанник

— Идиот! Я тебя сама…убью! Шкуру спущу, негодный мальчишка! Если еще раз! Всю жизнь будешь на животе спать, слышишь?! Ты МОЙ! Понял? Мой и все… — Каро и сама не слишком понимала, что вырывается у нее вперемешку со слезами. Но в какой-то момент она вывернулась в объятьях Дана и обхватила его лицо холодными ладонями, прижалась щекой к его щеке, потом отрывисто поцеловала несколько раз, не разбирая куда, погладила по всклокоченным волосам, пропуская пряди сквозь пальцы — и тут же дернула за них, вполне ощутимо, опять заливаясь слезами. Она даже не чувствовала, как постепенно намокает кровью рубашка, не ощущала боли в плече.

Даниэль замер, боясь дышать. В глазах у него было темно. Никогда в жизни ещё сердце так не стучало в его груди, никогда не было так стыдно… и никогда он не испытывал такого восторга, как сейчас, слушая угрозы в свой адрес, чувствуя на себе ее руки и губы, и ощущая биение ее сердца, лучше собственного. Он гладил Каро по волосам и бормотал какие-то успокаивающие глупости, потом перехватил ее руку и сам прижал к губам, щеке, опять к губам. Отчего-то щипало глаза, и он никак не мог понять, отчего — ветер был не так уж силён.

Постепенно поток слез пошел на убыль. Каро притихла в кольце мальчишеских рук, уткнувшись лицом Дану куда-то в шею. И молчала. Господи, как же хорошо было Даниэлю молчать вот так вместе с ней! И это чувство… уже не в первый раз… даже когда она просто была рядом, даже когда он лишь смотрел на нее, оно каждый раз бросало парня в жар, а теперь… Дан не был настолько уж дураком, чтобы не понимать, что он чувствует, и почему-то раньше мучительно стыдился этих смутных желаний, но не сейчас. Вот тут, на этой трижды… благословенной поляне это было… восхитительно и совсем не стыдно, а… правильно!

Прошло еще несколько минут, пока…

— Каро, — еще издали крикнул Лан, — у тебя веревки не осталось? — как человек разумный, в погоню, он пустился верхом и сейчас возвращался, удерживая пленника за волосы. Сопротивляться бродяга, верно, еще не забывший удар, не решался.

Каро все еще не могла выпустить Даниэля из рук, по прежнему не обращая внимания на залитую кровью рубашку и все разрастающееся жжение в правом плече. Она и Лана почти не услышала.

— Так есть, веревка, или нет? — повторил вопрос Лан. — И… Каро, что с тобой? — Он пришпорил коня, протащив свою жертву шагов двадцать-тридцать, бросил на землю, соскочил, кинулся к ней.

— Что? — машинально переспросила Каролина, с удивлением осознавая, что встать она не может…и что рубашка почему-то липнет к спине, холодная и мокрая. И что она стоит посреди травянистой полянки на коленях, прижимаясь к Даниэлю и словно кутаясь в его объятья. Он был теплый и такой…живой, настоящий, под этой драной шелковой рубашкой, что она на мгновение замерла от странного, невероятного ощущения, заставившего вспыхнуть бледные щеки лихорадочным румянцем. Она чуть отстранилась и, собрав остатки самообладания, почти спокойно спросила:

— А что со мной? Ланире, все нормально.

Каро вернулась к своему обычному тону, но Даниэль слишком хорошо помнил слова, которые вырвались у нее несколькими минутами раньше. Он будет думать о них и позже, когда они вернуться в замок. Он будет думать о них всегда.

— Нормально??? Не двигайся, — приказал Лан, так как слышал, что в таких случаях надо так приказывать. — Сейчас я разрежу рубашку. — Чтобы добраться до Каро ему пришлось оттолкнуть Дана. Но он был так напуган, что даже не подумал извиниться. Потом!

— Зачем? — все еще не понимала Каролина. И даже немножко испугалась — такое у Лана было лицо. Она вопросительно посмотрела на Даниэля, машинально попробовала вытереть мокрые щеки, по привычке правой рукой, и негромко охнула от острой боли в плече.

Даниэль хотел было сказать Лану что-то резкое, но взгляд его упал на собственную руку — ладонь была в крови. Он не сразу сообразил откуда кровь. А когда все же отступил и увидел Каро со стороны, вскрикнул. Выглядело и правда ужасающе — весь правый бок ее был залит красным, и пятно расползалось по рубашке… Боже! Она ранена! Он вскочил и, умирая от страха каждую секунду. Ни слова не говоря, помог Лану разрезать и стащить рубашку с плеча принцессы, и невольно побледнел при виде кровоточащей раны.

Принцесса чувствовала, как все сильнее и сильнее кружится голова. Тот прилив сил, что вскинул ее в седло и одним махом принес сюда, закончился. Опять закололо в висках, а затылок стал наливаться каменной тяжестью. Она не сопротивлялась, позволяя делать с собой все что угодно, как кукла. Плечо горело и дергало все сильнее. Повернуть голову, чтобы посмотреть, что там, было больно.

— Это только царапина., — попыталась она уверить мальчишек. — Ничего страшного, через пару дней заживет.

— Заживет, заживет…, - бормотал Лан с неожиданной для себя взрослой интонацией, — сейчас посмотрим.