Наш штурман, мичман Кукель, объяснил, что уже несколько времени тому назад он обратил внимание на то, что курс дивизиона идет слишком близко от Ревельстейнских мелей и сообщил свои опасения командиру. Командир приказал сообщить на головной миноносец. Но, пока они советовались и затем начали передавать Ратьером свои сомнения, «Стерегущий» почувствовал, что коснулся камня. Дал полный задний ход, да было уже поздно, он прочно засел на камнях. Остальные миноносцы застопорили машины.
Ближайший к «Стерегущему» миноносец принял от него буксир и стал пробовать его стащить, но из этой попытки ничего не вышло. Другие миноносцы зажгли прожекторы, чтобы было видно, если их будет наносить на камни.
Сейчас же была послана радиограмма начальнику дивизии с просьбой выслать спасательные буксиры. Положение «Стерегущего» могло стать катастрофическим, если бы задул сильный ветер. А время было осеннее, и это можно было ожидать в любой момент.
Командир «Стерегущего» приказал двум миноносцам остаться при нем, а остальным идти в Ревельскую гавань. Наш командир, как старший из них, шел головным. Через час мы уже входили в гавань.
Ворожейкин, который вообще побаивался начальства, сильно волновался: как адмирал Эссен будет реагировать на все происшедшее, так как, если виноват головной миноносец, то не менее виноваты и другие, которые должны были обнаружить ошибку «Стерегущего» и предупредить его. Это еще удачно, что сел только головной, а могли сесть и идущие за ним. Никакого оправдания эта посадка не имела и являлась грубой ошибкой штурмана «Стерегущего» и излишней доверчивостью штурманов других миноносцев, которые всецело полагались на переднего. Командиры же проявили излишнюю доверчивость к своим штурманам[183].
Адмирал Эссен оказался на «Пограничнике» в Ревеле и после доклада Ворожейкина немедленно вышел к Ревельстейну, чтобы самому руководить спасением миноносца.
Около полудня следующего дня вернулся «Пограничник», а скоро за ним привели и бедного «Стерегущего», которого довольно легко удалось снять, он отделался помятием днища и погнутием лопастей винтов. Его немедленно подняли на плавучий док.
Адмирал собрал всех командиров дивизиона и сделал им соответствующее внушение. Он был очень недоволен. Но, не желая поддерживать в своих командирах дух нерешительности и боязни ответственности за всякую оплошность, обещал ходатайствовать перед морским министром, чтобы убытки были взяты «за счет казны» и дело не было бы доведено до суда. Этого он и добился.
Адмирал Эссен был глубоко прав, поступая таким образом. Все командиры, конечно, старались проявлять наибольшую осторожность в море и понимали, что халатное отношение может привести к катастрофе их корабль. Если же и оказывались недосмотры, как в данном случае, то морально последствия всеми командирами так переживались, что одно это уже являлось большим наказанием и таким уроком, который никогда не забывался.
Доверчивость, проявленная в данном случае командирами, была основана на том, что миноносцы уже столько раз ходили этими фарватерами и так, казалось, хорошо знали все опасности, что штурман головного миноносца не мог ошибиться, а вот и ошибся.
Постоянное же сознание командиров, что за малейшую аварию им угрожают суд, отстранение от командования и вообще гибель карьеры, заставляло бы их быть чрезвычайно боязливыми в принятии на себя какого-либо риска. Это сознание мешало бы выработке решительных и храбрых командиров миноносцев.
Теперь же они знали, что адмирал Эссен хотя и не похвалит их, но всегда заступится. Это делало их решительными, и они не боялись ходить ночью в самую худую погоду, в туман, и не боялись трудных фарватеров.
Как же научиться всем трудностям хождения в море, если бояться аварий? Аварии и бывали, и это вызывало расходы, но зато создавался все больший и больший кадр хороших командиров.
Простояв несколько дней в Ревеле, дивизион вышел в Либаву, куда и добрался без приключений.
Когда я сделался женихом дочери Ивановского, он предложил мне перевестись преподавателем на Минный отряд. Попасть в Кронштадт, конечно, меня очень устраивало, и я был ему благодарен за обещанную помощь. Придя в Либаву, я получил известие от Ивановских, что начальник Минного отряда написал адмиралу Эссену о моем переводе.
Действительно, через несколько дней, я был вызван к адмиралу. Он меня спросил, отчего это мне захотелось уйти с дивизии. Я ему чистосердечно объяснил, в чем дело. Адмирал улыбнулся и сказал, что не отпустит. Потому что я коренной офицер дивизии и что как минный офицер ей очень нужен. К тому же нахожусь на хорошем счету, а хорошие офицеры ей особенно ценны. Что же касается моего желания жениться, то это еще слишком рано для лейтенанта в 23 года, но если мне уже так это хочется, то я с успехом могу жениться и служа на дивизии. К тому же в порту молодым дамам живется совсем не плохо и моя будущая жена будет вполне довольна.