После подъема флага, все следили за правым трапом яхты, чтобы вовремя заметить, когда к нему подадут царский мотор и государь начнет спускаться по трапу, тогда надо было вызвать офицеров и команду во фронт.
В назначенный час государь сел в мотор, и тот отвалил от трапа. Осмотр должен был начаться с «Трухменца», так как он считался флагманским, потому что начальник Дивизиона держал на нем свой брейд-вымпел[175].
Через несколько минут мотор уже подходил к нашему трапу, и государь был встречен рапортами командира и вахтенного начальника. Затем он обошел фронт офицеров и, как всегда, поздоровался с каждым отдельно и после этого с командой.
Его сопровождали: флаг-капитан вице-адмирал Нилов, наш начальник дивизиона, и флигель-адъютант полковник Дрентельн[176].
Обойдя все помещения миноносца, государь по приглашению командира спустился в кают-компанию, так как Ворожейкин хотел показать адрес, поднесенный миноносцу туркменами Ставропольской губернии, на пожертвования которых он был выстроен.
Вслед за государем спустились и все офицеры и я, как находившийся все время при осмотре корабля.
Его величество очень внимательно рассматривал адрес туркмен, и командир обратил его внимание на то, что миноносец совершенно неправильно назван «Трухменец», ибо ведь нет такой народности, которая называлась бы трухмены, а есть туркмены.
Государь улыбнулся и стал удивляться, откуда могло взяться такое мудреное название, как «Трухменец», и тут же стал объяснять, какие племена туркмен существуют и где они живут. Затем, обратясь к адмиралу Нилову, приказал сообщить морскому министру, что он переименовал миноносец в «Туркменец Ставропольский»[177]. Командир был этим чрезвычайно доволен. На этом смотр закончился, и, поблагодарив офицеров и команду, его величество отбыл на соседний миноносец.
За несколько дней до этого было получено извещение по радио, что крейсер «Олег», шедший в Либаву на присоединение к Гардемаринскому отряду[178], сел на мель у маяка Стейнорт, недалеко от Виндавы.
«Олег» комплектовался Гвардейским экипажем, и им командовал капитан 1-го ранга Гирс[179], который только что получил это назначение. Несчастье произошло в светлое время и в хорошую погоду, и все недоумевали, как это могло случиться; как могла произойти роковая ошибка в счислении и крейсер оказался так близко от берега[180].
Это известие очень взволновало государя, и он приказал принять самые экстренные меры, чтобы как можно скорее крейсер снять с мели, что и удалось быстро сделать, и он вернулся в Кронштадт. Ему предстояло на долгий срок войти в док, и, следовательно, Гардемаринский отряд должен был уйти в заграничное плавание без него.
Поэтому возник вопрос, какой корабль назначить вместо «Олега», так как наличных трех кораблей в отряде не хватало для размещения корабельных гардемарин. Выбор пал на крейсер «Адмирал Макаров»[181], который недавно пришел из Средиземного моря, где на верфи в Тамарисе (у Тулона) была закончена его постройка.
Капитан 1-го ранга Гирс был немедленно сменен с должности командира, и вместо него назначен наш начальник дивизиона – капитан 1-го ранга Плансон, а его временно заменил старший из командиров капитан 2-го ранга Теше, командовавший «Стерегущим»[182].
Я тогда никак не мог предполагать, что случай с «Олегом» как-то затронет меня, а он коснулся и сильно изменил все мои планы.
Через неделю «Штандарт» под конвоем наших миноносцев снялся с якоря и вышел в море. Подходя к Кронштадтскому рейду, на нем был поднят сигнал, что государь выражает дивизиону благодарность и ему надлежит следовать по назначению. Поэтому мы отделились от яхты и вошли в гавань.
Вечером командир меня отпустил на берег, и я пошел к Ивановским. На корабль я вернулся женихом Н.В. Ивановской.
На следующий день дивизион в составе шести миноносцев вышел в море. Головным шел «Стерегущий». Погода стояла сравнительно хорошая, но дул довольно свежий ветер.
Наши миноносцы, которые отличались своей валкостью, сразу же начало сильно качать. Никогда я не испытывал подобного характера качки на других кораблях. Миноносец попеременно ложился то на один, то на другой борт и перед тем, как выпрямиться, задерживался, точно раздумывал – выпрямиться или продолжать крениться. На мостике, который был очень высоким, чтобы не упасть, приходилось держаться обеими руками. Очевидно, что в расчетах остойчивости миноносцев была допущена какая-то ошибка.
Я отстоял вахту с 10 до 12 часов ночи, спустился в каюту и одетым прилег на койку и задремал. Вдруг почувствовал, что шум машин прекратился и, следовательно, миноносец остановился. В тот же момент в каюту постучался вахтенный и доложил, что командир требует меня к себе. Я выскочил из каюты и взбежал на мостик.
Кругом была полная темнота. Весь дивизион стоял, как-то сбившись в кучу. Шла усиленная сигнализация фонарями Ратьера. Я ничего не понимал, что происходит. Только, когда командир мне сообщил, что головной миноносец наскочил на камни, мне все стало ясным.