Император умрет завтра

Пока отступал Кутузов, который не отступать не мог, зная, что только в этом сейчас спасение России, пока таяла «великая армия», Александр I часто повторял супруге один и тот же вопрос: «Где-то мы в этот день будем в следующем году?»

В каждом предыдущем и последующем году Россия смутно надеялась увидеть своего самодержца в Петропавловской крепости — не особо и располагаясь предпочтением к роскошному саркофагу красного мрамора, но уповая хотя бы на скромный уют одиночной камеры Алексеевского равелина: «Там серый свет, пространства нет — и время медленно ступает…»

Кажется, только тамошняя тишина способна укрыть тревогу:

«Ох и пометет беда землю русскую…».

Начиналось-то все не очень страшно. Даже и вовсе нет.

В Петербурге с гражданским трепетом ожидали приближения третьей кампании, бранили французов по-французски и возмущались м-ль Жоржиной имевшей наглость украсить свой дом в честь очередной победы Наполеона под Ваграмом.

В Москве лениво судачили о ценах на колониальный чай и табак, потихоньку щипали корпию и прожектировали касательно создания ударных полков амазонок. С учетом гвардейского темперамента наполеоновских гренадеров идея была не лишена известного резона.

В Твери насмешливо фыркала на всю Россию Екатерина Павловна, деятельно формировавшая из удельных крестьян «Егерский Ея Высочества княгини Екатерины батальон». Почти весь он потом и полег под Малоярославцем — не посрамили чести.

Одна из немногих в ту пору Екатерина реально представляла себе, какой станет будущая война с Наполеоном, и делала то, что было в ее силах.

Управлялся жаждой справедливого отмщения супостату и Александр. Еще после Аустерлица Святейший синод по его указанию объявил Наполеона Бонапарта не сатаной, а тем, не вполне объяснимым кто много хуже сатаны, с тех пор на воскресных богослужениях неизменно возглашалось, что Бонапарт намерен ниспровергнуть церковь Христову, «поелику — тварь, совестью сожженная и достойная презрения».

Наполеона можно было обвинить в чем угодно. Его нельзя было обвинить в непоследовательности. Уверовав в историческую значимость союза с Россией, он готов был обеспечить этот союз, если не путем династического брака и не дипломатическими усилиями, то хотя бы ценой войны с нею, избрав яблоком раздора Польшу.

К породнению через брак серьезных препятствий не имелось, но с этим вышло так, как решил про себя Алесксандр. Он сказал Наполеону правду относительно великой княжны Анны Павловны, имя которой было исключено из генеалогического древа Романовых, и обманул потенциального зятя по поводу Екатерины Павловны, указав, что той не исполнилось еще и четырнадцати лет. В куклы с юной Катрин император французов играть не намеревался, однако к удивлению русского императора заявил, что согласен подождать. Возможно, кто-то успел донести ему, что принцесса Катрин на редкость красива, обворожительна и умна, А кукол своих забросила еще когда у Павла возник проект о замужестве ее с принцем Евгением Вюртембергским. Бонапарт окончательно узнал про обман, когда русские посланники, обыскавшись жениха в Европе, представили двору захудалого принца Георга Ольденбургского, за которого и выдали спешно Екатерину. По прошествии некоторого времени уязвленный Наполеон упразднил герцогство Ольденбургское как таковое и прогнал принца Георга по месту прежнего жительства супруги, и тот стал чинно губернаторствовать в Твери — подальше от Петербурга.

Дело не в том, что Александр I, желая мира и любви всей Европе, отказывал в этих мелочах своей родной сестре. Просто сознавал, что рядом с Екатериной ему достанутся куклы и фрейлинские обмороки в павильонах Петергофа, а ей в России — все остальное. Наполеон же в качестве зятя отнимет, пожалуй, и фрейлин.

Любимая внучка Екатерины II была действительно умна, начитана, превосходно образована, обладала решительным характером и… что? И как-то само собой стало подразумеваться, что на роду России написано иметь следующей царицей Екатерину 111.

Чего тогда ждать, спрашивается? Табакерками столица, чай, не оскудела.

Потому — Тверь.

Не туда ли и направлялось шифрованное письмо перехваченное маршалом Сультом в Варшаве. Жутковатое письмо. А шифр — какой это шифр!.. «Разве среди вас нет больше ни П…, ни Пл…, ни К…., ни Б…., ни В….?» — читал Александр и содрогался, вспоминая ночь, когда золотая табакерка, шарф полкового адъютанта и реки шампанского вознесли его на окровавленный трон отца: «Ура Александру!»

От пьяного вопля «ура» до похмельного рыка «долой» — путь в России короток и прост. Жить не страшно, но скучно, коли нет заговора. А что будет с осиротевшим человечеством, каковому грозит остаться наедине с «тварью, совестью сожженной»? Хотя и сама «тварь» и спешит отвести беду от Александра сообщая дополнительно о конфиденциальных сведениях шведского посланника Стединга предупреждавшего свое правительство о грядущем заговоре в России и вероятном убийстве императора.

Наполеон по-прежнему рассчитывал на союз с Россией. И не желал, чтобы «тамо упадал» Александр.

Желал этого Фуше.