Императрица в этот день 28 (февр.) телеграфировала Государю трижды: в 11 ч. 12 м. дня: «Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Алис». В 1 ч. 3 м.: «Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Алис». В 9 ч. 50 м. веч.: «Лили (Ден. –
В 10 ч. вечера ген. Гротен был вызван Беляевым по телефону. Он советовал увезти Царскую Семью из Царского. Возможно вооруженное нападение из Петрограда. Бенкендорф, после этого разговора, вызвал Могилев и сообщил Воейкову это известие. Когда Государь узнал о положении в Царском, Он повелел приготовить поезд для отъезда Государыни с детьми с тем, чтобы это не было доложено Императрице. Сам Государь предполагал выехать в Царское, чтобы там быть 1 марта. После этого Бенкендорфа вызвал по телефону Хабалов. Он сообщил, что оставшиеся верными войска голодны, так как в Зимнем дворце нет пищи. Бенкендорф понял, что это агония и что конец не за горами.
О том, что было в это время в Ставке, пишут несколько человек. Вот что пишет Лукомский: «Дворцовый Комендант сказал мне, что Государь приказал немедленно подать литерные поезда и доложить, когда они будут готовы; что Государь хочет сейчас же, как будут готовы поезда, ехать в Царское Село; причем он хочет выехать из Могилева не позже 11 ч. вечера. Я ответил, что подать поезда к 11 ч. вечера можно, но отправить их раньше 6 ч. утра невозможно по техническим условиям: надо приготовить свободный пропуск по всему пути и всюду разослать телеграммы.
Затем я сказал генералу Воейкову, что решение Государя ехать в Царское Село может повести к катастрофическим последствиям, что, по моему мнению, Государю необходимо оставаться в Могилеве… Ген. Воейков мне ответил, что принятого решения Государь не отменит и просил срочно отдать необходимые распоряжения. Я дал по телефону необходимые указания начальнику военных сообщений и пошел к генералу Алексееву, который собирался лечь.
Я опять стал настаивать, чтобы он немедленно пошел к Государю и отговорил его от поездки в Царское Село… Генерал Алексеев пошел к Государю. Пробыв у Государя довольно долго, вернувшись сказал, что Его Величество страшно беспокоится за Императрицу и за детей и решил ехать в Царское Село»
Бубнов пишет (я об этом писал раньше по другому поводу. –
Хотя я никогда и не считал генерала Алексеева образцом преданности Царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа. На мои слова: “Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить”, генерал Алексеев ответил: “Нет, я ничего не знаю, это я так говорю”. Я его вторично спросил: «После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете вы опасным Государю ехать или нет?”, на что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: “Отчего же? Пускай Государь едет… ничего”. После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам лично пойти и выяснить Государю положение дел: я думал, что, если Алексеев кривит душой передо мной, у него проснется совесть, и не хватит сил слукавить перед лицом самого Царя, от которого он видел так много добра.
От генерала Алексеева я прямо пошел к Государю, чистосердечно передал Ему весь загадочный разговор с Алексеевым, и старался разубедить Его Величество ехать при таких обстоятельствах; но встретил со стороны Государя непоколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село. При первых словах моего рассказа, лицо Его Величества выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным. Через несколько минут к Государю явился генерал Алексеев и был принят в кабинете. По окончании разговора с Алексеевым, Его Величество сказал мне, что Он не изменил Своего решения ехать»