Император Николай II и заговор генералов

Спешу исполнить Ваше приказание и сообщить Вам все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возложено. По случаю новоселья, ночью 16 декабря, я устроил у себя ужин… Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 ч. ночи ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался… и спросил, откуда он звонит. Он ответил: слишком много хочешь знать – и повесил трубку… Попрощавшись с Великим князем и двумя дамами, я пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел… Я позвал человека и пошел сам на двор и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора…

На другой день, т. е. сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связь с моим вечером. Затем мне рассказали, что, как будто бы, видели меня у него ночью и что он со мной уехал. Это сущая ложь, так как весь вечер я и мои гости не покидали моего дома…

Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся.

Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству – Феликс».

Да, действительно, «преданность» была уж чересчур глубока. Можно только сказать, что у порядочного человека это письмо может вызвать только брезгливое и презрительное чувство.

Но Государыня была умнее министра и градоначальника и отдала приказание о невыезде Юсупова из Петрограда.

Поиски Распутина продолжались больше двух дней, и наконец труп его нашли примерзшим к полынье.

Но еще раньше весь Петроград уже знал, что Распутин убит, и убили его Дмитрий Павлович, Юсупов и Пуришкевич. Газета «Биржевые Ведомости» открыто об этом писала.

Юсупов отправился к своему дяде М. Родзянко («Дядя Миша»), и госпожа Родзянко со слезами благословила его, а сам Родзянко «своим громовым голосом обратился ко мне со словами одобрения» (Юсупов).

«Дмитрий Павлович не отставал от своего друга Юсупова. В Яхт-клубе появился Дмитрий Павлович, поразивший всех своей бледностью. После обеда Вел. кн. отошел в сторону с графом Д.А. Олсуфьевым. Граф спросил, запачкал ли он свои руки в крови. “Честное слово, нет, не запачкал”, – ответил Великий князь» (А. Спиридович).

В Ставке же происходило следующее. Государь, который был все время в курсе происходившего в Петрограде благодаря телеграммам Государыни, был очень взволнован, так как ходили упорные слухи, что подготовляются покушения на Государыню и Вырубову. «Вышедший через несколько минут от Государя камердинер на обращенные к нему вопросы махнул безнадежно рукой и прошептал, что Его Величество в ужасном расстройстве и ничего не хочет слышать. Разошлись по своим комнатам. Воейков, вызвавший в такой неурочный час своего начальника канцелярии, сказал только о том, что произошло. В свите сторонников Старца не было. С ним дружил только Н. Саблин. Но к убийству все отнеслись сдержанно и ожидали больших и серьезных последствий. Барон Штакельберг долго беседовал с Воейковым, а вернувшись к себе, еще дольше разговаривал о случившемся с ген. Дубенским, сын которого дружил с Вел. кн. Дмитрием Павловичем и отец естественно волновался за сына, не замешан ли. Он уже узнал, что офицерство в Ставке ликует. В столовой потребовали шампанского. Кричали ура» (А. Спиридович).

Неправда ли, как «глубоко предана» была Ставка своему Государю?

Протопопов, который вел розыски Распутина и, не в пример министру юстиции Макарову, выказал много энергии, был вызван в Царское Село, куда приехал Государь, и из управляющего Министерством был назначен министром внутренних дел. Государь и Государыня поверили в его волевой характер и в его «железную руку в бархатной перчатке». Увы, это была роковая ошибка, так как Протопопов не обладал ни силой воли, ни, столь нужным для него, опытом. События приближались к своему роковому концу… Ожидание неизбежной катастрофы, нависшей над Царской Семьей, стало невыносимо тяжелым. И вот в эту тяжелую минуту для Нее Императорская Фамилия воочию показала чего она стоит.

Вел. кн. Елизавета Федоровна послала две телеграммы (через несколько часов они были уже представлены Государю).

«Москва. 18 дек. 9 ч. 38 м. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград.

Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла».

И вторая: «Москва. 18 дек. 8.52 м. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета».

Монахиня, игуменья молится Богу и благословляет «патриотический акт», т. е. убийство! Сестра Государыни, не пожелавшая увидеться с Царской Семьей после революции…

Государю были представлены копии писем Юсуповой (матери) и жены Родзянко.

Первая писала сыну еще 25 ноября: