Несколько позже мы увидим, что значило «возбуждение во всем русском народе необходимого “пафоса”» и «закрепление дарованных политических прав», а сейчас только скажу, что в переводе на ясный язык это означало – государственный переворот.
А вот что пишет В.А. Сухомлинов, которого Николай Николаевич не переносил и всеми силами старался его очернить и в конце концов повлиял на Государя, чтобы Государь не только его уволил с поста военного министра, но и отдал бы его под суд.
«Отношения мои с Великим князем Николаем Николаевичем были всегда весьма холодные, инстинктивно я не выносил его черствого, злобного, бесчеловечного отношения ко всему его окружавшему. А когда его матушка, Великая княгиня Александра Петровна, по болезни поселилась в Киеве, где стала во главе лазарета в Покровском монастыре, я как командующий тогда войсками Киевского военного округа, навещал ее, конечно. Великий князь Петр Николаевич относился к ней трогательно сердечно и ласково, что она очень ценила и высказывая это мне, присоединяла: “А Николаша совсем другой, черствый и не добрый”… Когда доктор Соломко, после сделанной Великой княгине операции, заявил, что дни ее сочтены, дано было знать об этом ее сыновьям. Петр Николаевич немедленно приехал и своей любовью и ласковым обращением по отношению к больной, умирающей матери, всеми силами старался облегчить, хотя нравственно последние минуты ее жизни. Приехал и Николай Николаевич младший, а Великой княгине стало временно легче и Его Императорскому Высочеству надоело ждать похоронного обряда! Доктор Соломко с возмущением передавал мне, что Великий князь Николай Николаевич со злобой спросил его: “Когда же у вас, наконец, все это кончится?”
Дальше Сухомлинов пишет о деятельности Николая Николаевича, как председателя Совета Государственной Обороны: «Как председатель избирательного им же самим Совета Государственной Обороны, деятельность последнего он направлял так преступно бестолково, что сидевший, однажды, рядом со мной в одном из заседаний этого совета председатель совета министров Столыпин сказал мне: “Да ведь это же настоящий бедлам!” Что там происходило, это действительно похоже было на сумасшедший дом. Достаточно было одного подобного заседания, чтобы убедиться в том, что у Великого князя Николая Николаевича не было решительно никаких данных, чтобы выполнять столь громадной важности обязанности и деятельность по государственной обороне, от которой зависело благополучие и защита страны от врагов внешних. Взялся затем Великий князь за роль полководца в 1914 году и с таким же успехом повел операции наших войск, с каким он до войны вел заседания Совета Государственной Обороны»
А Поливанов, который был большим недоброжелателем Сухомлинова, пишет, что «Николай Николаевич настолько не был готов для занятия своего ответственного поста, что долго плакал», не зная за что ему взяться, чтобы разобраться с этим делом». Осложнили положение и личные свойства довольно самовластного Великого князя – свойства, которые Великий князь Николай Михайлович в дневнике определил словами: «ordre, contre-ordre et desordre». «Настроен я пессимистически, – записал в сентябре 14 г. бывший на фронте автор дневника, – так как трения и колебания в действиях верховного стали чересчур наглядными. Все делается под впечатлением минуты: твердой воли ни на грош, определенного плана, очевидно, тоже не имеется». «При такой чудовищной войне нашли кому поручить судьбу русских воинов», – восклицает в конце концов Николай Михайлович. Пристрастность мемуарных суждений титулованного историка выступает на каждой странице дневника. Но вот итог, который подвел в заседании Совета Министров 16 июля тогдашний глава военного ведомства достаточно дипломатичный ген. Поливанов, открыто сказавший, что считает «своим гражданским и военным долгом заявить Совету Министров, что отечество в опасности»… «В Ставке наблюдается растущая растерянность. Она охвачена убийственной психологией отступления… В действиях и распоряжениях не видно никакой системы, никакого плана… И вместе с тем Ставка продолжает ревниво охранять свою власть и прерогативы»
Теперь несколько выдержек, касающихся Янушкевича и Данилова (начальника штаба и генерал-квартирмейстера Ставки).