После переговоров Бубликова с генералом Алексеевым оказалось, что Государь должен считать себя арестованным и лишенным уже свободы. Это распоряжение произвело крайне тяжелое впечатление на всех и вызвало большое волнение и негодование среди свиты и некоторых других лиц Ставки.
“Как, почему, с какой стати, какие основания, неужели Алексеев решится передать это заявление Его Величеству”, – говорили многие. Оказалось, однако, что генерал Алексеев передал Государю: “Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным”. Я не был при этом разговоре, но слышал, что Государь ничего не ответил, побледнел и отвернулся от Алексеева. Пришло еще минут 10–15. Мы все напряженно стояли у вагонов при полной тишине… Отворилась вагонная дверь, и Государь стал спускаться по ступенькам на рельсы. Тут плотным кольцом окружили Его Величество провожавшие… Большинство со слезами целовали руки Царя… Затем Государь поднялся в свой вагон и подошел к окну, стараясь его протереть… Наконец поезд тронулся. В окне вагона виднелось бледное лицо Императора с его печальными глазами. Генерал Алексеев отдал честь Его Величеству.
Последний вагон Царского поезда был с думскими депутатами; когда он проходил мимо генерала Алексеева, то тот снял шапку и низко поклонился. Помню этот поклон депутатам, которые увозили Царя “как бы арестованным”, тяжело лег на сердце и окончательно пошатнул мое мнение об Алексееве».
Дальше Дубенский пишет: «Сдача Великим князем (его не допустили до верховного командования, несмотря на его заслуги в деле отречения Государя. –
А вот что пишет Мордвинов: “Вот до чего мы дожили”, – вырвалось у меня в обращении к генералу Алексееву, пришедшему проводить Государя и стоявшему рядом со мной в коридоре вагона Его Величества…
– Это все равно должно было случиться, – после краткого раздумья, но уверенно возразил он мне, – если не теперь, то случилось бы потом не позднее, как через два года.
Что этим он хотел сказать?.. Почему упомянул об этом сроке? Я глядел на собравшуюся кругом поезда, еще с утра, громадную толпу людей, сосредоточенно молчаливую, почтительную, в большинстве грустную, подавленную.
Я видел слезы у многих.
Я чувствовал, что они пришли проводить не низложенного врага-Монарха, а покидавшего их своего природного, чтимого Царя… Этот русский народ не понимал всего совершившегося; он думал иначе, чем его Думские представители и “русские” генералы. Он думал: “нет, так не должно было бы быть ни теперь, ни потом”».
И виновнее всех, хуже всех был генерал Алексеев. Этот «мученик», как хотят его выставить. Напрасно, надо знать правду, как бы она не было неприятна. Надо, чтобы поколения, которые будут жить после нас, знали, как погибло Русское Православное Царство и кто был повинен в этом. «Нет ничего тайного, чтобы не стало явным».
Между прочим, Соколов, который вел следствие об убийстве Царской Семьи, писал в своей книге: «Лишение Царя свободы было поистине вернейшим залогом смерти Его и Его семьи, ибо оно сделало невозможным отъезд Их за границу».
И в другом месте: «В общем ходе мировых событий смерть Царя, как прямое последствие лишения Его свободы, была неизбежной, и в июле месяце 1918 года уже не было силы, которая могла бы предотвратить ее»
Генерал Алексеев, передавший Государю, что Он арестован, несет такую же ответственность за смерть Императора, как и Временное правительство, Совдеп и Советское правительство. Правительства Великобритании и Германии, которые могли предпринять тогда шаги для спасения Государя и Его Семьи, тоже несут эту ответственность.
Предположение же Мельгунова, что инициатива убийства Царской Семьи принадлежала местной власти Уральского Исполкома, категорически опровергается Соколовым. Мельгунов пишет: «Первый следователь, ведший сибирское расследование, член екатеринбургского окружного суда Сергеев, на мой взгляд (подчеркнуто мною. –
Соколов пишет: «Нельзя думать, что Екатеринбург самовольно не подчинился Москве и сам задержал Государя. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва. Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения Екатеринбурга»
Мельгунов слишком часто высказывает свои собственные взгляды.