Император Николай II и заговор генералов

Дальше Суханов, который был, конечно, гораздо умнее всех думских заправил, пишет, что «революция удастся, если буржуазия (т. е. та же Дума в лице прогрессивного блока) возьмет “власть” в свои руки, которая фактически должна быть в руках социалистов всех мастей». Вся наличная государственная машина, армия чиновничества, цензовые земства и города, работавшие при содействии всех сил демократии, могли быть послушными Милюкову, но не Чхеидзе. Иного же аппарата не было и быть не могло. Первая революционная власть в данный момент, в феврале, могла быть только буржуазной».

Сам Суханов был пораженцем, фанатичным циммервальдцем и, как и Ленин, видел в России только плацдарм для грядущей мировой революции. Его партнерами были Соколов и Стеклов (Нахамкес). О Соколове пишет сам Суханов: «Однако так или иначе, мы вполне сходились с Н.Д. Соколовым в наших практических выводах. Как человека, более и определеннее других выступавшего против войны, как литератора, имевшего довольно прочную репутацию пораженца, интернационалиста и ненавистника патриотизма, Н.Д. Соколов убеждал меня выступить сейчас, как можно скорее и решительнее, против развертывания антивоенных лозунгов и содействовать тому, чтобы движение проходило не под знаком “долой войну”».

В общем, Суханов, Соколов, Стеклов и компания сознательно подготовляли обман для думцев, чтобы под эгидой Государственной Думы (как мы увидим дальше») взять фактически власть в свои руки, при помощи сплошь распропагандированных в духе социальной революции, петроградских рабочих и того сброда, который числился в частях гарнизона столицы. Этот план блестяще удался. Государственная Дума столько лет расшатывала авторитет Верховной Власти и Правительства, что социалистам не пришлось затрачивать почти никаких усилий, чтобы прибрать массы к своим рукам. Дума кричала «война до победного конца», а социалисты «долой войну», Дума хотела, чтобы ее лидеры управляли страной, а социалисты говорили – «гоните в шею буржуев», а вскоре после приезда «гуманиста» Ульянова-Ленина, бросили столь близкий сердцу столичных «масс» (попросту поддонков) «грабь награбленное».

Конечно, в лице «Временного правительства» все эти «гениальные» Гучковы, Милюковы, Львовы и прочая «Элита» могла быть очень «временно» в «правительстве», которое, впрочем, и не правило. Их вышибали методично и решительно. Сперва выгнали «неторгующего купца» (который за два месяце развалил армию), потом очень умного профессора («с проливами»), а потом и самого молчаливого (в прениях правительства он не принимал участия, а всегда… молчал) «главу правительства». Все это было заранее предусмотрено «революционной демократией».

Но вернемся к развивающимся событиям. После сообщений Хабалова и Протопопова о беспорядках в Петрограде, причем в своем донесении Хабалов не доложил об убийстве пристава казаком и о том, что толпа качала казака убийцу, Государь отправил в 9 ч. вечера личную телеграмму Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».

Мне хочется спросить Издательство «Отречения 1917 г.», как это ясное приказание Императора и Верховного Главнокомандующего Российской Империи совместить с утверждением авторов «От издательства» о «непротивлении злу» Государя? А вот что пишет в этот день генерал Д. Дубенский («рамолик», «злобный» человек и «клеветник») по утверждению автора того же «Отречения» Сергеевского.

«Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы (еще бы! – В. К.), с которой находился в полной связи. Он был надеждой России в наших предстоящих военных операциях на фронте. Ему глубоко верил Государь (выделено мною. – В. К.). Высшее командование относилось к нему с большим вниманием. На таком высоком посту редко можно было увидать человека как генерал Алексеев, к которому люди самых разнообразных партий и направлений относились бы с таким доверием. Уже одно то, что его называли, по преимуществу, Михаил Васильевич, когда о нем упоминали, говорит о всеобщем доброжелательном отношении к нему. При таком положении Генерал Алексеев мог и должен был принять ряд необходимых мер, чтобы предотвратить революцию, начавшуюся в разгар войны, да еще в серьезнейший момент, перед нашим весенним наступлением.

У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем Его Величества. Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок, – не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, но с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность. Как это случилось, – понять трудно» (Д. Дубенский «Как произошел переворот в России»).

Трудно было понять Дубенскому, который не знал о деятельности Алексеева еще в 16-го году. Не знал Дубенский и о сношениях Алексеева с Гучковым и Львовым.